Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

— Ну смотри, если антисоветские лозунги там обнаружим!

Жизненное пространство для ссыльного заканчивалось на границе села. Даже если он хотел навестить кого-либо из близких в соседнем селе, нужно было специальное разрешение. Это разрешение, с указанием цели и срока, выдавалось в комендатуре. Для получения его нужно было писать заявление, которое могло быть и не удовлетворено, если проситель чем-нибудь был неугоден начальству. Подписанное каждым ссыльным предупреждение обещало до двух лет лагерей за самовольный уход из села. Редко мы слышали о настоящих побегах: куда бежать, всюду в стране, как в ссылке. Бывали случаи, когда захмелевшие парни убегали к своим знакомым в соседнее село на свиданье без разрешения. Таких сажали в наказание в изолятор при комендатуре, но уголовных дел не заводили. Особенно трудно было получить разрешение на поездку в Кокчетав: местные начальники боялись, что люди ездят туда подавать на них жалобы.

Сам листок разрешения оставался в комендатуре, а уезжающим выдавался только корешок от него, который и служил пропуском, так как никаких паспортов не было. Потерять этот корешок было очень легко, так что я не брал его, а оставлял там же, в комендатуре. Все равно никто кроме комендатуры проверять меня в районе не будет.

Однажды получив разрешение на поездку в один из дальних колхозов, я обратил внимание на подчеркнутую вежливость коменданта:

— Вы, конечно, хорошо ознакомлены с «Положением о ссыльнопоселенцах» и подписали предупреждение?

Зачем он мне все это повторяет, ведь он же знает, что я часто совершаю служебные поездки. Я стал корить себя, что и на этот раз не взял с собой корешок разрешения. Возвратиться? Начиналась легкая метель, дорогу становилось плохо видно, до совхоза еще сорок километров: возвращусь — не успею туда засветло. Да Бог с ним!

Это была моя ошибка. Через час езды я с удивлением заметил, что в снежной дымке стал виден силуэт всадника. За мной? Догоняют? Не может быть!

Оказалось, что может. Это был младший сержант, помощник коменданта, из местных, только что отслуживший в армии. Обогнав меня на верховой лошади, он остановился, преградив мне путь, и схватившись за кобуру, истошно заорал: «Стой!».

Я вышел из саней, а он слез с лошади и принялся обыскивать мои сани. Ничего в них не обнаружив, он металлическим голосом скомандовал:

— Покажите разрешение на выезд.

— Оно у вас в комендатуре.

— Никто разрешения вам не давал! Приказываю вернуться в комендатуру!

Лошадь моя с большой радостью лихо потрусила назад, а я погрузился в тревожные размышления. Было совершенно ясно, что разыгрывается провокация.

В комендатуре меня посадили как арестованного в угол комнаты, и сержант, не смотря мне в глаза, начал допрос. На мои возражения он заявил, что никакого разрешения комендатура мне не выдавала. Составили протокол о побеге, который я, конечно, отказался подписать. Затем меня отвели в изолятор, деревянную пристройку к дому комендатуры. Знакомые чувства подследственного посетили меня. «Какой же я наивный дурак!» — корил я себя.

Уже поздно вечером в коридоре изолятора около моей камеры я услышал сначала тихие шаги, затем шепот. Дверь растворилась, и я оказался в объятьях Раисы.

Так как все служащие комендатуры приходят выпить к ней в ресторан, то путь на свидание к любимому в изолятор для нее был открыт. Разговор был очень коротким:

— Это все Асадчий! Он давит на коменданта, чтобы тебя перевести в другой поселок. Жди меня, милый, я сейчас постараюсь… Мы с Валькой были подругами…

Что это должно обозначать, мне не было ясно, но с этими словами она скрылась.

Прошло еще пару часов, и дверь действительно опять растворилась:

— Держи и не потеряй! — Это была Рая. У меня в руках оказался тот самый синий корешок разрешения, который я при отъезде оставил в комендатуре! Это чудо. Она все может. Как только она скрылась, я начал стучать в дверь. Вскоре в окошечке появилось отекшее лицо сержанта, он был пьян.

— Чего тебе?

— Я нашел корешок разрешения, срочно сообщите об этом коменданту.

Прошло еще немного времени, и меня вывели из камеры. Комендант сидел и нервно курил, на лице его было написано недоумение: как корешок мог оказаться у меня?

— Я выражаю протест, — начал я, — на незаконное задержание. Вы же сами выдали мне разрешение сегодня утром. — И я помахал бумажкой.

Комендант был не глуп, его дело было проиграно. Спросить меня, как оказался у меня в руках корешок, он не мог. Он вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Ты понимаешь, что получилось… — начал он свои сбивчивые объяснения.

В общем, выходило, что его заместитель ошибся, и так далее. Я ему был безразличен, он делал все это для Асадчего, но не прошло.

Лишь потом я узнал от Раисы, что она сразу же направилась к своей школьной подруге, которая была женой коменданта, и она тут же, опередив его, побежала в комендатуру искать в его столе корешок моего разрешения. В Сибири есть смелые и справедливые женщины.

По выходным дням я брал на станции верховую лошадь и совершал на ней прогулки по окрестному лесу. Есть же такие чудеса в казахстанской степи, когда вдруг возникает оазис: живописное озеро, окруженное горами, а на склонах лес из реликтовых сосен, утопающих в зарослях можжевельника. Полное безветрие, снег к концу зимы достиг метровой толщины, так что лошадь утопает в нем по брюхо. Вокруг на снегу бесчисленные следы зверей: зайцев, кабанов, волков и даже оленей. Их здесь много развелось: охота была строго запрещена.

В один такой солнечный мартовский день, во время верховой прогулки, я отчетливо услышал выстрелы. Кто-то охотился в заповеднике. В то время меня это особенно не тревожило, так как я чувствовал себя здесь временным гостем. Однако кто же это? Я обогнул гору и обнаружил следы на снегу, которые вели к озеру. Человек был обут в валенки и курил хорошие столичные папиросы, а не махорку.

Следы были совсем свежими и свертывали от озера к каменистому склону, где и терялись. Создавалось впечатление, что охотник, почувствовав наше приближение, старается уйти незамеченным. Видеть меня он не мог — заросли были очень густыми. Гейша моя бежала рядом и уже изрядно устала, постоянно выкарабкиваясь из снежных ям. Темнело, я направился к поселку и стал звать Гейшу, которая отстала и с трудом пробиралась через кустарник.

Вдруг прозвучали еще два выстрела, уже совсем радом, где-то позади меня. Подождав еще немного, я двинулся назад искать Гейшу, она не приходила на мой зов.

Наконец, я ее увидел, она почему-то спряталась в кустах и лежала там, пригнув голову. Вид у нее был растерянный и испуганный. Когда я подошел к ней, то обнаружил, что под ней на снегу следы крови, а одну лапу она держит на весу. Осмотрев кожу, я заметил несколько маленьких ранок. В нее прицельно стреляли дробью! Слава Богу, что не повредили глаза.