Беназир Бхутто - Дочь Востока. Автобиография.

В январе 1996 года я летала в Белуджистан на открытие плотины Акора. Таким образом, выполнялось мое обещание народу Белуджистана обеспечить его питьевой водой. Один из ведущих журналистов страны сообщил мне, что к нему обратились из Генерального штаба армии и среди прочего сообщили, что армия «собирается от нее отделаться». Его попросили сочинить серию статей о коррупции в моем кабинете и вручили папку с материалами.

В марте армейский майор сообщил мне, что разведка разработала полномасштабный план свержения моего правительства. Месяцем позже еще один офицер армии проинформировал меня о контактах генералов с председателем Верховного суда. В обмен на создание конституционного кризиса как предлога для роспуска президентом моего правительства судье обещали кресло премьера во временном правительстве.

Мы подняли вопрос о кадровых перестановках в армейских верхах перед начальником Генерального штаба генералом Караматом, но он проявил нерешительность. Когда я пожаловалась ему на активно противодействующего мне генерала Махмуда, начальника штаба военных операций, генерал Карамат предложил мне свою собственную отставку.

Изменения в армейской верхушке и разведывательных службах, происшедшие в конце 1995 года, — в особенности уход на пенсию генерала Какара и перевод генерала Ашрафа из военной разведки — прозвучали смертным приговором моему второму правительству.

После отставки генерала Какара сторонники жесткой линии в армии привлекли в свой лагерь президента и взяли курс на смещение моего правительства. Один из родственников президента сообщил мне в августе 1996 года, что военная разведка обратилась к нему с просьбой передать президенту требование отправить мое правительство в отставку. «А если он не послушается, то военные избавятся от обоих», — таким образом якобы завершалось это требование.

Если бы конституция облекла правом распоряжаться армией премьер-министра, а не президента, я бы предприняла соответствующие шаги против офицеров, пытавшихся свергнуть законное правительство. Но президент опасался противоречить генералам армии и разведки. Он наивно полагал, что, подыграв военным, останется президентом еще лет на десять. Возможно, разведка и служба безопасности его просто запугали. Бывший глава службы безопасности генерал Хамид Гуль в августе 1996 года обратился и к генералу Джехангиру Карамату. Он сказал, что президент готов сместить премьер-министра, но опасается, что это не понравится шефу армии. Если это не так, то генералу Карамату следует поднять перед президентом вопрос о смещении премьер-министра.

Эти два контакта, генерала Махмуда с родственником президента и генерала Гуля с генералом Караматом, раскрывали суть интриги. Президента запугивали, что его сбросит армия, если он не уволит правительство. Армейского шефа запугивали, что президент его сместит с должности, если он слишком близок к премьеру. Конституция давала президенту это право.

Глава военной разведки генерал Махмуд, главная движущая сила переворота генерала Мушаррафа, стал впоследствии главой службы безопасности Пакистана. После теракта 9 сентября его вынуждены были уволить под давлением из-за рубежа.

В обстановке нагнетания политической напряженности нашу семью постигла еще одна личная трагедия. Отца моего убил диктатор Зия уль-Хак. Брат Шах Наваз погиб от яда во Франции. А 20 сентября 1996 года нас потрясло новое убийство. Брат мой Муртаза погиб в перестрелке с полицией перед своим домом в Карачи. Я особенно тяжко переживала его смерть, ибо мы как раз примирились после нескольких лет расхождений по политическим причинам, в нашей семье снова воцарилось единство.

Все мужчины Бхутто погибли. Остались лишь мы с матерью и сестра Санам. Мою мать затронула одна из разновидностей болезни Альцгеймера, и она, казалось, в буквальном смысле лишилась рассудка, узнав о смерти сына.

И конечно же, не могла у меня не возникнуть мысль, что убийство Муртазы — часть заговора против моего правительства.

Через несколько недель после смерти брата я выступала в Нью-Йорке перед Генеральной Ассамблеей ООН. Я приехала с матерью, так как не могла оставить ее дома из-за болезни. Громадная тяжесть давила на мои плечи: смерть брата, слухи о неминуемой отставке, состояние матери быстро ухудшается... Но я произнесла перед собранием делегатов энергичную речь, представила им, как выглядит мир, если смотреть на него из Пакистана, воззвала к соблюдению прав человека и демократических норм в нашей стране и в Кашмире. Сердце мое, однако, мучила боль.

Вскоре после возвращения из Нью-Йорка я обнаружила, что телефон мой прослушивает сам генерал Гуль. Я позвонила своему министру обороны, интересуясь информацией о тайной встрече сотрудников аппарата президента с заговорщиками. Как только я положила трубку, министру обороны позвонил генерал Гуль и издевательски захохотал в трубку: «Ха-ха-ха, госпожа премьер-министр изволит интересоваться, о чем беседовали генералы? Ха-ха-ха!»

Несколькими днями позже, приурочив свое решение к президентским выборам в США, вечером 4 ноября 1966 года, президент Пакистана уволил мое правительство, снова воспользовавшись все той же восьмой поправкой, все с тем же навязшим в зубах предлогом «коррупции и некомпетентности». Чтобы добавить к этому политическому удару личное оскорбление, арестовали моего мужа по насквозь лживому обвинению, инкриминировав ему убийство моего брата. Лишь в 1997 году судейская коллегия под председательством члена Верховного суда сняла с него это пятно.

Сторонники жесткой линии среди военных спешно создали Национальное бюро подотчетности, с единственной целью — травить меня и моих сторонников. Отставные военные, многие годы отдавшие борьбе с ПНП, фабриковали дело за делом против моей семьи и моей партии. Вернулись дни террора. Среди ночи к людям врывались в дома, хватали и увозили, травмируя их самих и их близких.

Большинство населения Пакистана, разумеется, знало цену этим надуманным обвинениям. Но усилий этих господ хватило на то, чтобы восемь лет держать моего мужа в тюрьме без всяких доказательств, без всяких свидетельств, даже без предъявления обвинения.

Единственное его преступление — он был моим мужем.

Президент же, уволив мое правительство, продолжал выслуживаться перед военными и официально оформил разделение власти под эгидой Национального совета обороны и безопасности, составленного из президента, премьер-министра, министров правительства, председателя комитета начальников штабов и шефов трех родов войск. Этот совет признал за пакистанскими военными политическую роль, к которой они так долго стремились и против которой я упорно возражала.