Уинстон Черчилль - Мировой кризис

Поднимается занавес перед последним актом греческой трагедии. Он продолжался почти целый год. Грекам не удалось добраться до Ангоры и раздавить кемалистскую Турцию. Их армии, потерпевшие неудачу на реке Сакарии в сентябре 1921 г., отступили на промежуточные укрепленные позиции, прикрывавшие доступ к Смирнско-Айдинской провинции. Отчаявшиеся в победе, они с упорством оставались здесь несколько месяцев. Греческому солдату, столь часто являвшемуся мишенью невежественных насмешек и пристрастных суждений, следует отдать справедливость: вообразите армию в двести тысяч человек, организованную государством, которое в течение десяти лет находилось в состоянии мобилизации или войны. Эта армия оказалась заброшенной в самый центр Малой Азии; позади нее была нация, раздираемая внутренними распрями; партийные разногласия давали себя чувствовать среди всех классов. Армия находилась вдалеке от родины и была лишена настоящего руководства; она сознавала, что великие европейские державы и Соединенные Штаты бросили ее на произвол судьбы; ей не хватало продовольствия, ее запасы снаряжения уменьшались; у нее не было ни чаю, ни сахару, ни папирос, ни надежд и даже планов, внушенных отчаянием; а перед ней, за ней и вокруг нее все время был готовый к удару враг, – враг упорный, беспощадный и все более и более уверенный в своих силах. Испытания войны тяжелы, но их выдержали армии всех наций. Но эту армию подтачивали долгие страдания, пустая болтовня, отсутствие припасов и безделье. По словам поэта:

На Потомаке тихо все сегодня;Лишь изредка от пули-невидимкиПадет дозорный на посту своемИ скроется стрелок-убийца в чаще.

Стоящая на Потомаке армия имела поддержку могучей нации; ее бойцов воодушевляло великое мировое дело, они хорошо питались, хорошо одевались и получали подкрепления. Солдаты знали, для чего они выступили, и были уверены, что достигнут того, к чему стремятся. Но стоявшую в Малой Азии греческую армию все больше и больше охватывало чувство полной изолированности. Она знала, что ее линии сообщения стоят под ударом, что базе ее грозит погибель, что родина разделена на два лагеря и что внешний мир не интересуется ее судьбой. Тем не менее, она сохраняла бодрый воинский дух в течение более чем девяти месяцев.

Одним из лучших доказательств высоких военных качеств Мустафы Кемаля является то, что он умел выжидать и мог заставлять других выжидать вместе с ним. Он видел, что время и мелкие стычки истомят греческую армию и дадут ему возможность пожать плоды победы, в которой он был уверен. В наш быстрый век девять месяцев – долгий срок. Но в течение этих девяти месяцев турки выжидали, а греки терпеливо сносили невзгоды.

Тем временем британское правительство прилагало много усилий к тому, чтобы добиться соглашения с турками и удаления греков из Малой Азии. Но все эти попытки были неудачны и обнаруживали отсутствие коллективной силы и решительности, совершенно недостойное правительства, вожди которого были закалены в самой великой из всех войн. Эту слабость можно объяснить только нервным истощением министров, уставших от войны, расхождениями мнений и растущими внутренними осложнениями. Об этих осложнениях мы будем говорить ниже. В этот период весь Восток казался погруженным в какое-то оцепенение. Казалось, что на Востоке все остановилось. И так как в Великобритании политические настроения обострялись, то широкая публика с чувством успокоения созерцала единственное место в мире, где положение как будто не менялось. Но в течение всего этого времени обанкротившаяся Греция тратила в Малой Азии четверть миллиона фунтов стерлингов в неделю, а в самой Греции венизелисты и монархисты смотрели друг на друга как на смертных врагов. По ту сторону моря медленно таяла и гибла армия, столь же многочисленная, как та, которую Британия когда-то послала на южно-африканскую войну.

Бывают такие случаи, когда единственно благоразумными и гуманными мерами являются решительные действия. Используйте как следует мощь Великобритании, которая все еще значительна. Заставьте Грецию уступить, а Турцию – снисходительно отнестись к врагу. Ударьте их обоих по голове, пока они не покончат дело миром. Таков был мой совет. «Но, – возражали мне, – кто нанесет им удар? У нас нет лишних войск, и мы не можем ввязываться в чужую войну». Но ведь обо всем этом следовало бы подумать ранее. Итак, месяцы летели незаметно, и капля по капле, минута за минутой, уходили часы и дни.

Тем временем пламя партийной политики снова начало весело потрескивать на наших домашних очагах. Либералы говорили: «Скоро придет наша очередь». Представители рабочей партии спрашивали: «Как обстоит дело с безработными?» Консерваторы заявляли: «Нам пора образовать свое собственное правительство». А все вообще говорили: «На Востоке распри, по-видимому, утихают, и во всяком случае они нас не касаются. С нас совершенно достаточно того, что было».

Но французы заняли иную позицию. После того как Венизелос покинул Афины, они сбросили Грецию со счетов. Прошло несколько месяцев, и их посланцы появились в Ангоре. Новая Турция могла многое предложить Франции. Она могла обеспечить Франции мир в Киликии и умерить недовольство сирийцев. Кроме того, она могла предоставить в Анатолии немало важных концессий. Турецкое правительство, прошедшее победным маршем с благословения Франции путь от Ангоры до Константинополя, дало бы Франции много. Франклин Буйон, находчивый, способный действовать, убежденный, пылкий и честолюбивый, был уже в Ангоре. 20 октября 1921 г. он подписал соглашение между Францией и националистской Турцией, предоставлявшее выгоды обеим сторонам. Мустафа Кемаль нуждался в военном снаряжении – Франция имела большие запасы военного снаряжения. Ему не хватало пушек, – но кто же изготовляет лучшие пушки, чем завод Крезо? Что касается аэропланов, то несколько штук во всяком случае были необходимы для всякой современной армии. Было бы жаль, если бы Кемаль не получил их. Политические расхождения и отсутствие хороших личных отношений между руководителями вызвали в это время чрезвычайно большое отчуждение между Францией и Великобританией. Эти дни миновали, и единение возобновилось на новом и более обширном базисе, но о событиях прошлого приходилось все же упомянуть.

Где была в это время Америка? Америка была по ту сторону Атлантического океана. Все внутренние распри, волновавшие британскую политику и британских политиков, повторялись с еще большей силой в Соединенных Штатах. Президентские выборы 1920 г. удалили со сцены Вильсона и демократическую партию, – по крайней мере, на время. Власть находилась теперь в руках их раздраженных и несправедливо обиженных противников. Политика республиканцев заключалась в том, чтобы точно установить, чего хотел или что обещал президент Вильсон, и сделать прямо противоположное. Правительство Соединенных Штатов, которое недавно, по-видимому, было склонно принять на себя мандат над Константинополем и Арменией и приняло на себя обязательство определить границы Армении, – это самое правительство только пожимало плечами, морализировало по поводу ссор и безобразий непросвещенного старого мира и горячо благодарило провидение за то, что американцы вернулись домой и не были теперь связаны с Европой ничем, кроме нескольких полезных воспоминаний.