Почти серьезно…и письма к маме - Юрий Владимирович Никулин
Подушкину дали команду немедленно привезти в Москву собаку и хозяина.
Первое знакомство с ними запомнилось мне.
К нашему дому на улице Фурманова, где мы тогда жили, подъехал мосфильмовский «газик». Из машины вышел человек небольшого роста с тоненькими усиками. Он подошел ко мне и, протянув руку, сказал:
— Меня зовут Михаил Давидович Длигач. Я инженер из Киева. А вот и моя собака — Дейк!
В открытую дверь машины высунулась здоровая морда пса. Собака посмотрела на него, на меня и спряталась.
Длигач сказал:
— К вам огромная просьба. Я прошу, чтобы вы называли меня просто Мишей. А я вас — Юрой. Нужно об этом договориться сразу. И не потому, что я хочу быть с вами на короткой ноге, это нужно для него, — он кивнул на овчарку. — И будем на «ты». Собака сразу должна узнать твое имя. Юрий Владимирович — ей трудно запомнить. Когда ты будешь называть меня Мишей, она поймет, что ты обращаешься ко мне.
Я согласился, хотя и подумал, что хозяин мудрит.
Когда мы сели в машину, Длигач предупредил:
— Я только прошу тебя, Юра, не предлагай ему никакой еды и не зови его, а то он на тебя бросится и укусит.
Машина тронулась. Собака просунула морду между мной и шофером и внимательно смотрела в лобовое стекло машины.
— Ты не удивляйся, — сказал Длигач, — Дейк любит смотреть, куда едет. Он должен смотреть.
Я спросил Длигача, почему собаку назвали Дейком.
— Очень просто, — ответил Миша. — Знаешь художника Ван Дейка? Ван я отбросил, а Дейк остался.
С первых минут знакомства я понял, что Михаил Длигач относится к своей собаке как к человеку. Он не сомневался в том, что она понимает все, о чем говорят люди. В то же время я заметил, что собака действительно мгновенно выполняет любую его команду, реагирует на интонации голоса.
Я помнил, что меня просили ничего не давать собаке. Но все-таки вытащил кусок колбасы из портфеля и посмотрел на пса. Тот, естественно, повернулся в мою сторону, взглянул на колбасу, потом мельком на меня и отвернулся. Колбасу я съел сам.
На студии продолжали снимать сцены без участия собаки. Но тем не менее, чтобы Дейк ко мне постепенно привык, его приводили в павильон. По ходу сцены я сидел за столом, а Михаил Длигач говорил Дейку:
— Сидеть с Юрой.
Пес подходил ко мне и садился рядом.
— Пусть он посидит с тобой, — говорил Длигач. — Неважно, что он не снимается. Вам необходимо привыкнуть друг к другу. Дейк запомнит твой запах, постепенно будет считать тебя своим. Ведь вам во многих сценах придется быть рядом.
Во время обеденного перерыва собака пошла вместе с нами в столовую. Я ел, а она сидела рядом.
К вечеру Длигач сказал:
— Завтра принеси пару сосисочек.
На другой день я вошел вместе с Длигачем в специальную комнату, где находился Дейк. Он увидел меня и зарычал.
— Сидеть, — сказал Длигач. — Юра, вынь сосиски и дай мне.
Я протянул сосиски хозяину. Он передал их собаке. Дейк стал есть.
— Вот видишь, — сказал Михаил, обращаясь к Дейку, — это Юра принес тебе сосиски, Юра.
На другой день мне велели принести печенку. Просьбу я выполнил. Все повторилось: сначала я отдал печенку хозяину, а тот, говоря: «Это Юра тебе печенку принес, Юра», передал ее Дейку. Потом я принес любительскую колбасу. Снова та же церемония. Я не выдержал и спросил:
— А почему нельзя мне самому давать еду?
— Он из чужих рук не берет, — спокойно ответил Длигач, — может броситься.
Через неделю я вошел в комнату, где были хозяин с собакой, и услышал радостный возглас:
— Смотри, смотри, Юра! — показывал Михаил на хвост Дейка. — Ты видишь?!
И я увидел, что кончик собачьего хвоста шевелится.
— Ты видишь? Он тебя узнает! Он даже относится к тебе с симпатией!..
— Ну ничего себе, — заметил я, — неделя понадобилась для того, чтобы кончик хвоста задергался. Сколько же нужно, чтобы хвост вилял вовсю?
— Время, время, и все будет, — заверил Длигач. Действительно, через два дня я впервые дал Дейку колбасу.
Пес посмотрел на меня с недоумением.
— Бери, бери, — разрешил Длигач, — это Юра тебе принес. У Юры можно брать.
Дейк неохотно принялся есть.
А как-то Длигач положил ладонь на голову собаки и попросил, чтобы я свою ладонь положил сверху. Потихоньку Михаил убрал свою руку из-под моей, и моя ладонь оказалась на голове собаки. Дейк покосился на меня и тихо зарычал.
— Сидеть! Спокойно… — произнес Длигач. — Спокойно, Дейк.
У меня было ощущение, будто под моей рукой работает динамо-машина.
Как-то мы шли вместе по коридору «Мосфильма». Поводок от Дейка держал Длигач. Незаметно он передал его мне, а сам остановился. Собака шла вперед, не зная, что поводок у меня. Так мы прошли метров десять. Вдруг собака остановилась, повернулась и увидела, кто ее ведет.
— Дейк! Спокойно! — крикнул Длигач. — Иди вперед. Это Юра. Это Юра, который приносит тебе сосиски и колбасу, иди вперед.
Собака нехотя сделала несколько шагов.
— Говори ей «вперед». Давай команду, — попросил Длигач.
— Вперед, вперед… — не очень уверенно скомандовал я. Собака нехотя пошла вперед. Поводок был крепко намотан на мою руку. Тут Длигач присвистнул. И собака так рванулась к хозяину, что я упал и она протащила меня несколько метров.
Постепенно мы с Дейком подружились. И вот наконец последнее испытание: меня посадили в клетку вместе с собакой, пригласили осветителей, шоферов, плотников и попросили их бить по клетке палками, будто они на нас нападают. Дейк в бешенстве кидался на решетку и яростно лаял. Он защищал меня.
— Вот видишь, — говорил мне потом Длигач, — раз он тебя защищает, значит, действительно признал. Теперь можно начинать съемки.
Он постарается
Сегодня мне рассказали о съемках фильма «Ленин в Октябре». Когда режиссер Михаил Ромм снимал сцену заседания Временного правительства, то долго осматривал участников съемки и, остановившись против одного бородача, которого все в шутку звали Черномор, взял его за бороду и воскликнул:
— Какого черта вы приклеили сюда это помело?!
— Простите, но это моя борода, — начал оправдываться Черномор.
Во время съемки возник вопрос о том, какие ордена носил Керенский и сколько у него было адъютантов.
— Это кто-нибудь выяснил? — спросил Ромм у членов съемочной группы.
В наступившей тишине раздался уверенный голос Черномора.
— Александр Федорович носил только университетский значок, а адъютантов у него было два.
— А вы откуда
