Владимир Федорин - Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе
КБ: У нас есть пример Абхазии, где жило полмиллиона человек, 300 тысяч выгнали, оставшиеся сказали, что хотят жить отдельно[120].
АК: Я же о другом. Почему они торопились, почему они стали хвататься за оружие? Потому что они встретили непонимание со стороны киевской власти.
ВФ: Они – это кто? Стрелков, Бородай и прочие москвичи?
АК: Подожди. Мы исходим из чего? Если это все, от начала до конца, спровоцированный Путиным процесс, который никакой поддержки в народе не имел, и все бойцы либо купленные Путиным, либо засланные физически граждане России – то это одна картина. Если же там был некий концентрированный раствор и после того как Путин бросил туда кусочки соли, вокруг них сконцентрировалось вещество, которое и так было внутри этого раствора, то это другая картинка.
ВФ: Это как бунт в Детройте. Если в город Ржавого пояса чужой страны внедрить 25 агентов и поднять там великое социальное восстание…
АК: В Детройте оно не поднимется. А если и поднимется, то не из-за того, что туда 25 агентов внедрили, а оттого что какой-то чиновник ребенка задавил на машине.
В Лугандоне оно поднялось, потому что раствор был концентрированным. Путин же бросил эти зерна везде. Он их бросил в Одессе, бросил в Харькове. А проросли они только в Луганске и Донецке.
КБ: Ну «проросли» – это тоже знаешь… Что значит проросли? Там смогли мобилизовать Бородаем. Ну, может, там процент был чуть больше, чем в Харькове. В Одессе вообще можно услышать украинскую речь?
ВФ: Раз в неделю.
КБ: Я туда каждый год ездил, там у нас конференция проходила. Я там не слышал украинской речи.
АК: Вы меня в чем хотите убедить? Я еще раз говорю: нужно было найти форму, в которой дать понять, что никаких препятствий их выходу из состава Украины не будет, если они спокойно, без нервов, ясно и четко, под международным контролем проведут референдум, результатам которого будут следовать. Вот на такое ничего возразить нельзя.
ВФ: Я и не собираюсь.
АК: Что они на это скажут? «Нет, мы все равно захватим!»
КБ: Вопрос же в чем: то, что там проходило, – это даже не симулякр, это грубейшая имитация выборов и референдума…
АК: Слушай, они это сами признают. Ведь что такое минские соглашения? Фактически денонсация результатов этих референдумов. Как это может один человек денонсировать результаты референдума?
ВФ: Это договоренность между Москвой и Киевом о том, чтобы отмотать назад.
АК: О том, что мы признаем, что никаких референдумов не было.
ВФ: Москва, собственно, и не признает этих референдумов.
АК: Хорошо, а те, кто их проводил, они что?
ВФ: Они в кулуарах тусовались и поставили свои подписи в виде фамилий – без должностей и всего.
АК: Нет, ну как может один человек отменить результаты референдумов. Их можно только другим референдумом отменить.
КБ: Это же не референдум был. Они просто сказали: давайте маскарад, который проходил, не будем больше называть референдумом.
Это было бы точно так же, как если бы я сказал: «Я провел в Альпах референдум».
АК: Да, голосовали я и моя жена. Помнишь этот анекдот: в групповом сексе участвовать будете? Нет? Тогда мы вас вычеркиваем.
ВФ: Про восстановление политического процесса в России мы поговорили. Давайте резюмировать.
АК: Каха считает, что, скажем так, потенциал для давления на Кремль существует внутри страны. Я считаю, что, если этот потенциал активизировать, результаты этого давления непредсказуемы. Это может кончиться всеобщей резней.
КБ: Да, конечно.
АК: Которой я, честно говоря, не хочу. Я считаю, что существуют более вегетарианские способы. И давление Запада с помощью жестких экономических санкций, включая эмбарго на экспорт нефти, включая депортацию всех родственников этих кремлевских пидорасов из всех этих их кембриджей, цюрихов, женев и так далее. Просто аннулировать у них визы и под жопу вытолкать обратно в Россию. Все их активы арестовать…
КБ: И это вызовет тот же процесс.
АК: Окей. Резни не будет внутри страны.
КБ: Чеченцы будут резать русских.
АК: Зачем?
КБ: Денег хотят.
АК: А деньги чеченцев никто не арестовывал.
КБ: Два миллиарда долларов давала центральная власть каждый год.
АК: Так она и будет давать.
ВФ: Откуда она возьмет эти деньги, если Запад прижмет?
КБ: У нее не будет двух миллиардов.
АК: Ну, тогда… Тут же еще важен вопрос про ответственность. По крайней мере, кровь будет не на наших руках.
КБ: А, это да.
АК: Это Путин не заплатил чеченцам. Пусть возьмет у Якунина и заплатит Рамзану. Какие проблемы?
КБ: У Якунина нет столько бабла.
АК: У Якунина полно бабла.
КБ: Где?
АК: Два с половиной ярда, конечно, есть. Мы и не сомневаемся.
ВФ: Так их же надо давать ежегодно.
АК: В этом году ответственный Якунин, в следующем – Тимченко… Знаешь, как в Библии: семь тучных лет – семь тощих лет. Наворовали, теперь делитесь. Вы же всем рассказывали, что вы за родину. Ну вот давайте Рамзанчику бабки отнесите.
ВФ: А может, его просто отделить?
АК: Кого?
ВФ: Рамзанчика.
АК: Вы меня спрашиваете? Я только за. В первую войну еще был за. Я вообще не понимал, зачем нам сдалась эта Чечня.
ВФ: Глядя из Киева, из Тбилиси, из любой другой точки мира, видно, что Россия просто потеряла тормоза. Русская идея в своем нынешнем виде – это какое-то концентрированное мировое зло, которое готово идти и всех от обиды крушить. Что делать с этим комплексом?
АК: На что они обижены? У них одна седьмая часть суши. У них полно нефти.
ВФ: А Запад не выполнил ничего.
КБ: Нарушил обещание не расширять НАТО.
ВФ: Расширил НАТО, ударил по Сербии.
АК: Миша [Ходорковский] в претензии к Западу по этому поводу?
КБ: Он считает, что это раздразнило.
АК: Миша, а ты в курсе, что никакого обязательства не было?
ВФ: Мы ему вчера объясняли.
(Смеются.)
АК: Безрезультатно.
ВФ: Он очень технично отреагировал: главное – что Путин думает, что такое обязательство было.
АК: Путин как раз знает, что такого обязательства не было. Путин, кстати говоря, публично никогда не говорил о таком обязательстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});