Карен Брутенц - Тридцать лет на Старой площади

Вместе с тем мне представлялась неправильной и неэффективной политика полной изоляции от Израиля. Это лишало нас рычага, без которого в ближневосточных делах было не обойтись. Да и вообще была не по душе попытка превратить Израиль в государство-изгоя.

Неприлично-односторонней, антннзраильской была и позиция нашей прессы (теперь же, как бы наверстывая упущенное и успокаивая «нечистую совесть», она впала в другую крайность).

Думаю, сказывалось и то, что в памяти живы были рассказы первого советского посла в Тель-Авиве А. Абрамова, которого я встречал несколько раз у Ю. Францева. Он описывал, как широко и искренне — именно 9 мая, а не 8, как на Западе, — отмечался там праздник Победы, как на стадионе в Тель-Авиве собирались многие сотни людей, грудь которых украшали боевые советские ордена, и т. д. От него я узнал что, что наши летчики-добровольцы участвовали в защите провозглашенного еврейского государства.

Мы в отделе неодобрительно относились к неразборчивой, тотальной кампании против сионизма. Сказывались, наверное, и неоднократные демарши Генерального секретаря Компартии Израиля М. Вильнера, который подчеркивал необходимость дифференцированного подхода к этому явлению. На беседах в ЦК он предлагал, и безуспешно, провести двухпартийный симпозиум на эту тему. Отнюдь не случайно Антисионистский комитет, деятельность которого не всегда отвечала требованиям политической гигиены, был создан под эгидой Отдела пропаганды и агитации. Мы возражали против этого шага и к его функционированию относились негативно.

На формирование моего подхода к проблеме Израиля оказала влияние и поездка туда на съезд компартии в конце 1976 года. Она была весьма полезной в познавательном отношении, в том числе и для понимания ближневосточной ситуации, ее перспектив.

Разумеется, на меня произвело большое впечатление мужество израильских коммунистов, особенно евреев. Будучи едва ли не на положении отщепенцев и даже подвергаясь насилию[131] в своей стране, которой арабский мир отказывал в праве на существование, не встреча» взаимопонимания и у его левых сил, включая коммунистов, они тем не менее стойко выступали за возвращение арабам оккупированных земель и уважение прав палестинцев. Вместе с тем я убедился — и практически это был самый важный вывод, — что компартия имеет влияние прежде всего среди арабского населения, а евреи составляют в ней меньшинство и на серьезные сдвиги тут рассчитывать не приходится. Другие же, более влиятельные силы израильского общества поддерживали линию правительства в ближневосточном конфликте, и было маловероятно, что они изменят свою позицию.

В те годы Израиль рисовался нам эдаким сионистским монстром, сплоченным и воинственным. Оказалось же, что политическая палитра там весьма разнообразна. Действительно, я убедился в существовании жесткого режима в некоторых сферах жизни, в высокомерном, а иногда и шовинистическом подходе к арабам. Но нельзя было не увидеть, что в этой, в каком-то смысле осажденной, стране действуют демократические порядки. Правительство не воспрепятствовало ни проведению съезда, ни приезду иностранных делегаций (и мы, и кубинцы получили въездные визы в день запроса). Характерная деталь: в том же здании в Хайфе и на том же этаже, где заседал съезд, в зале напротив происходило какое-то офицерское собрание. И выходя на перерыв, участники обоих собраний мирно прохаживались по коридорам.

Оказалось, что в Израиле «национальность» чтили и лелеяли еще больше, чем в Советском Союзе, причем евреем ты признаешься по крови (только если у тебя еврейская мать, отец не в счет), что религия здесь играет немалую роль в обществе, а нередко и решительно вторгается в политическую жизнь. Я видел в Иерусалиме кварталы, заселенные приверженцами секты «гуш эмуним», где женщины ходят в париках (с момента замужества головы бреются наголо) и черных платках, мужчины — в черных костюмах и шляпах, с длинными пейсами и где закидывают камнями неосторожно «забредшие» сюда в субботу автомобили. Как раз в дни нашего пребывания пало правительство Израиля, которому отказала в поддержке религиозная партия, разгневанная тем, что оно в субботу принимало в аэропорту партию американских военных самолетов.

В то же время я получил представление о разнообразии сил, которые прикрываются, казалось бы, общей шапкой сионизма, имел контакты с представителями некоторых из них. Увидел левых адвокатов — некоммунистов, отстаивающих права палестинцев, политических деятелей, настроенных вполне дружелюбно к арабам. Ну а отношение многих израильтян, особенно интеллигенции и молодежи, к чрезмерным претензиям служителей религии проиллюстрировал один из лидеров правившей тогда Рабочей партии (МАПАИ), рассказав популярный, как он утверждал, анекдот: «поп-католик и раввин едут в поезде. Первый угощает второго свининой. «Я не ем», отвечает раввин, услышав в ответ: «Жаль, это хорошая вещь». Выходя из поезда, раввин просит спутника передать привет жене. «У меня ее нет», — отвечает поп и слышит в ответ: «Жаль, это хорошая вещь». «А как ты распоряжаешься доходами, получаемыми от прихожан?» — спрашивает раввин. Поп отвечает: «10 процентов себе, остальное — Богу. А ты?»— «Подбрасываю вверх. Что Бог берет — ему. Что не берет, то падает на землю, это — мне».

Вынесенное из поездки представление об Израиле сопровождало меня все годы, что я занимался Ближним Востоком, подкрепляло стремление подтолкнуть арабов к реалистической позиции, настраивало, наряду с политическими резонами, в пользу возобновления связей с этой страной. Я привез предложение сделать первый шаг: наладить контакты с левосоциалистической партией МАПАМ. Но понадобилось еще несколько лет, чтобы оно было принято. О восстановлении дипотношений тогда и не помышлял, хотя понимал, что разрыв был ошибкой.

В последующий период с подачи отдела связи по общественной линии с Израилем несколько оживились, но качественного сдвига не произошло. Не было полного затишья и по государственной линии. В сентябре 1977 года по инициативе МИД было решено направить в Тель-Авив группу консульских работников для обмена документов, удостоверяющих советское гражданство лицам, постоянно проживающим в Израиле (таких тогда было около трех тысяч). Постановление имело, несомненно, и политическое значение, как сигнал, что СССР может и готов идти на деловые контакты с Израилем. Однако из-за военной израильской акции против Ливана оно не было реализовано.

Этот же вопрос решался повторно спустя восемь лет — можно сказать, потерянных лет — в июле 1985 года (постановление Политбюро от 18 июля). Предполагалось, что консульская группа займется и советской недвижимостью в Израиле. И вновь благое намерение было сорвано нападением на штаб-квартиру палестинцев в Тунисе израильских «коммандос», ликвидировавших одного из руководителей ООП, Абу Джихада, и его семью.