Сергей Витте - Воспоминания. Том 2

Казалось бы, что касается президентства, то в данном случае должен был более опасаться Рузевельт I-ый, нежели Николай II. Ламсдорф мне ответил на мою телеграмму, что Его Величество соизволил согласиться, но..... (и при этом мне ставились какие-то условия).

Зная атмосферу, окружающую Государя, я, конечно, сейчас же понял, в чем дело, и сам от проекта барона Розена отказался, о чем, может быть, не совсем деликатно телеграфировал графу Ламсдорфу. * 387 Может быть, если бы такого рода телеграмму получил кто-нибудь другой из уполномоченных, то он этим не был бы фраппирован, но я, по моему характеру, не привык получать подобного рода наставления, а поэтому телеграфировал, что я этого путешествия делать не желаю.

Точно такой же случай произошел, когда я был на Дальнем Востоке; это было в 1902 году перед войной, когда я получил от японского императора приглашение приехать в Японию. Это приглашение очень поддерживал и наш посланник Извольский, который убеждал меня приехать.

В то время я играл такую громадную роль в России вообще, а на Дальнем Востоке в особенности, что для меня вполне понятно, что Извольский желал, чтобы я туда приехал, ибо я несомненно остановил бы, как с одной стороны и в Японии, а с другой стороны и в России, то течение мыслей и действий, которое привело через два года к страшной войне.

Но и тогда, точно также из Петербурга, я получил такого рода ответ: Поезжайте, но поезжайте, имея в виду, что вы будете там, как частный человек.

А это было очень трудно совместить, чтобы министр финансов русского Императора, отправившийся по его повелению на Дальний Восток и осматривающий сооружения Восточно-Китайской железной дороги, которые производились под моим высшим наблюдением, чтобы как только я переехал кусок моря, отделяющий Порт-Артур от Японии - сейчас же превратился в частного человека!

* Между тем, как только я ухал из Петербурга, начали интриговать, чтобы испортить мои отношения с Ламсдорфом, указывая ему на то, что я его хочу совсем затмить, сделаться канцлером и его устранить. Это выражалось в нескольких частных депешах, им мне посланных, и моих ему ответах (хранятся в моем архиве), и только наши по истине дружеские отношения при благородстве характера графа Ламсдорфа помешали этой интриге. Расчет же этих пошлых интриганов был такой: если будут нелады между Ламсдорфом и Витте, то дело в глазах Государя провалится и Витте провалится в Портсмуте; не даром мои враги говорили, когда я поехал в Портсмут: "Мы его в костер бросили!"

Из телеграмм Ламсдорфа и одной телеграммы личной Государя, в которой проявилась Его тревога, как бы я не согласился на 388 контрибуцию в скрытой форме, и зная вечно колеблющейся характер Государя, при слабости Его воли, я заметил, что на Государя действуют в том смысле, что - смотри, Витте из самолюбия заключит мир вопреки вашим инструкциям. Я имел основание полагать, что в этом отношении на него больше всего действовал Коковцев. (описание этих событий см. напр. в воспоминаниях Коковцова и . С. С. Ольденбурга  "Царствование императора Николая II" ; ldn-knigi)

Конечно, все это было только интрига. Единственную существенную уступку в смысле инструкции Государя мне данной, которая была сделана - это уступка южного Сахалина, и ее сделал Сам Государь. Сия честь принадлежит лично Его Величеству, я, может быть, ее не сделал бы, хотя нахожу, что Государь поступил правильно, так как без этой уступки едва ли удалось бы заключить мир.

Когда я подписал мир, то это было для всех и для Государя довольно неожиданно. Когда я ехал из гостиницы в адмиралтейский дворец в день, когда последовал мир, я сам наверное не знал, состоится соглашение или нет. Государь, получив мою телеграмму об заключении мира, видимо не знал, как Ему к этому отнестись, но когда Он начал получать от всех монархов самые горячие и искренние поздравления, и когда эти поздравления начали сыпаться со всех концов мира, то Он укрепился в сознании, что то, что сделано, сделано хорошо и только тогда Он послал мне благодарственную телеграмму. Его поздравил также самым восторженным образом Германский Император, и это понятно, Император этот уже успел в Биорках втянуть Poccию в новое несчастье, может быть, еще горшее, нежели японская война, на случай, если состоится мир в Портсмуте.

Когда мне Рузевельт говорил, что весь мир желает, чтобы был заключен мир между Poccией и Японией и я ему заметил:

"Разве и Германский Император также этого желает?", он мне ответил, что несомненно да. Тогда уже состоялось свидание в Биорках, а ведь Рузевельт находился в очень близких корреспондентских отношениях с Императором Вильгельмом. Первый - типичный по духу американец, большой патриот, второй типичный по духу немец, еще больший патриот; таким образом оба главы государства представляют духовное выражение своих наций. Как тот, так и другой молодцы, оба оригинальны, неспокойны, резки, скоропалительны, но умеют держать такт в своих головах (Выражение это я заимствую от одного военного писаря, который как то сказал, что самый простой из всех барских танцев это мазурка: "болтай ногами как хочешь, а только держи такт в голове".). 389 Естественно, что оба нашли между собою много точек соприкосновения, но, конечно, это не значит, что их отношения могли послужить к особому сближению Америки с Германией. Во-первых, Рузевельт есть временный калиф, сегодня он президент, а завтра простой американский гражданин. Во-вторых, ведь так еще недавно Вильгельм хотел экономического союза Европы против Америки (умеет вести свою линию).

Я, как уже говорил, со дня моего назначения главноуполномоченным, не получил непосредственно или посредственно ни одного слова от главнокомандующего Линевича, а ведь армия наша стояла в бездействии после Мукдена уже около полугода. Я не возбуждал вопроса о перемирии, приступив к мирным переговорам, для того, чтобы не связывать главнокомандующего. Он знал же, что мирные переговоры идут!

Ну что же, оказал ли он мне силою какое бы то ни было содействие?!.

- Ни малейшего!

Со дня выезда моего из Европы японцы забрали у нас без боя пол Сахалина, а затем наш отряд встретился с японским между Харбином и Владивостоком и при первом столкновении отступил, а затем, когда мир был подписан, когда главнокомандующий не сумел отстоять свою армию от революции, когда он спасовал перед шайкою революционеров, приехавших в армию ее совершенно деморализировать, когда для водворения порядка в армии был послан генерал Гродеков, а Линевич вызван в Петербург, этот старый хитрец вернувшись в Петербург, начал нашептывать направо и налево: вся беда в том, что Витте заключил мир, если бы он не заключил мира, я бы показал японцами"