Е Тарле - Северная война и шведское нашествие на Россию

Началась вторая стадия кровавой битвы, продолжавшаяся остальные полтора часа, когда еще можно говорить о сражении, о борьбе, а не о паническом бегстве шведов врассыпную. Теперь речь шла о том, чтобы по возможности сохранить некоторый порядок при отступлении и не поддаться постепенно овладевавшей солдатами панике. Фельдмаршал Реншильд, по-видимому, сам поддался панике, наблюдая бывшую перед его глазами страшную картину. Мчась к тому месту, откуда солдаты на скрещенных пиках уносили короля, он кричал еще издали: "Ваше величество, наша пехота погибла! Молодцы, спасайте короля!", не понимая, очевидно, что этим криком вконец убивает всякую попытку Левенгаупта, Акселя Спарре и уцелевших военачальников поддержать дух сражавшихся. Один за другим были перебиты почти все 24 солдата, сменявшиеся у носилок Карла, пока не удалось, наконец, усадить его на лошадь раненого драбанта и вывезти из страшной свалки. Уже не было и признака сколько-нибудь упорядоченного, организованно руководимого отступления. Исчезли последние признаки повиновения и дисциплины. Не только никто не слушал приказаний, но никто их уже и не отдавал. Фельдмаршал Реншильд, граф Пипер искали спасения в сдаче в плен. Другие (Аксель Спарре, Гилленкрок, Левенгаупт) бежали вместе с королем на юг.

К 11 часам все было кончено. Началось бегство врассыпную, русские конники врубались в кучки беглецов, искавших спасения кто в своем брошенном лагере, кто в окрестных лесах. Кто не успевал вовремя бросить оружие и дать знать, что он сдается в плен, подвергался немедленному уничтожению. Смертельная опасность для бегущих шведов усиливалась тем, что бежать-то по направлению к своему лагерю приходилось мимо тех же русских редутов, сыгравших такую роль в ранние утренние часы сражения. Теперь из этих редутов сыпались пули на беглецов, и одна из них, кстати сказать, ранила лошадь драбанта, на которую пересадили страдавшего от раны Карла XII.

Стоявшая на обоих флангах русская кавалерия стала обволакивать шведов с их обоих флангов, и вскоре всем фронтом русская армия ринулась на неприятеля. Это была жесточайшая резня. Русские бились с обычным мужеством и забвением опасности, которые на протяжении, всей истории проявлял русский народ, когда понимал, что дело идет о защите страны от нагло вторгшегося, попирающего русскую землю завоевателя. Шведская армия была бесспорно лучшей по дисциплине, по храбрости, по выучке, наконец, по опытности в военном деле из всех армий тогдашней Западной Европы; полководец, ею командовавший, признавался в те времена выше по своим военным дарованиям, чем самые тогда прославленные западноевропейские военачальники, выше герцога Мальборо, выше Евгения Савойского. Но и эта первоклассная европейская армия, и этот первый по своей репутации из тогдашних западноевропейских полководцев были совсем неслыханно разгромлены, были отчасти физически, отчасти морально уничтожены, стерты с лица земли вместе с исчезнувшим в этот день навсегда, после векового могущества и славы, шведским великодержавием.

Всего два с небольшим часа длилась эта кровавая встреча, завершившая Полтавский бой: в 9-м часу утра она началась, к 11-ти все было кончено. Но предоставим слово Петру: "...однако ж то все далее двух часов не продолжалось ибо непобедимые господа шведы скоро хребет показали, и от наших войск с такою храбростью вся неприятельская армия (с малым уроном наших войск, еже наивяще удивительно есть), кавалерия и инфантерия весьма опровергнуты, так что шведское войско ни единожды потом не остановилось, но без остановки от наших шпагами и байонетами колоты, и даже до обретающегося леса, где оные пред баталиею строились, гнаны". Карл на носилках ("в качалке") был на месте боя, но распоряжался мало, и вовсе не только потому, что ослабел от своей раны и хирургической операции,- хватило же у него физических сил, присутствия духа, распорядительности, сообразительности и энергии, чтобы во всю прыть бежать сначала в карете, потом верхом прямо с места, где погибла его армия, к Днепру, а затем через Днепр, через пыльные турецкие степи, под жгучим солнцем, все дальше и дальше от русских пределов. Он потому был так инертен и бесполезен в бою, что русское командование и русское войско не дали ни ему, ни его генералам времени распоряжаться. Ведь и бывшие в вожделенном здравии испытанные и талантливые, не уступавшие своему королю в храбрости и превосходившие его выдержкой генералы вроде Реншильда, Левенгаупта, Шлиппенбаха, Рооса ровно ничего не сделали в этот страшный для них день непоправимого национального несчастья.

Шведы сражались храбро. Был опаснейший момент для русской армии. Это произошло в самом начале "генеральной баталии", т. е. последнего двухчасового боя, решившего дело. Отборный, "учрежденной неприятельской полк шел наступным боем и приближался с великим дерзновением на Новогородской пехотный полк наступил". Яростная, неудержимая шведская атака сломила сопротивление первого батальона, смятого шведами, которые на этом пункте оказались в двойном количестве, и неприятель "на штыках сквозь прошел" через первый батальон. Еще немного - и все левое крыло было бы отрезано. В этот страшный момент примчался Петр, остановил начавшееся замешательство, и под его личной командой второй батальон того же полка и оставшиеся в живых немногие солдаты только что сбитого первого батальона, бросились в штыковую контратаку. Тут-то Петр и подвергся смертельной опасности: его шляпа была пробита пулей. Этот миг сражения уже после боя перед лицом солдат Меншиков описывал так: "Аще бы и не ты, благочестивый государь, предстал в самое лютейшее и погибельнейшее время, в которое неприятель Новогородского пехотного полку первый баталион сбил и уж начал отрезывать левое крыло от главной линии, на котором крыле он с 6-ю полками кавалерии находился, в оное самое лютое время огня к тому погибающему месту изволил прибыть и исправить, какового дела кроме Бога и тебя великого государя никто б мог исправить". Впоследствии было установлено, что опасность быть отрезанными в тот момент грозила не шести, а девяти полкам.

Петр, подобно другим великим полководцам, обыкновенно, как уже было нами сказано, совершенно правильно избегал личного риска и бесполезного молодечества, которое может в случае смерти вождя очень дорого обойтись его солдатам и привести к поражению и гибели всей армии. Но Петр считал, что в исключительных случаях главнокомандующий имеет моральное право рисковать собой. Документы о Полтавской битве приписывают исправлению положения в Новгородском полку решающее значение: "ибо все щастие реченной баталии от единого оного исправления зависело".