Розмари Салливан - Дочь Сталина
Пока Светлана была в Москве, Ольге удалось раздобыть маленького щенка пекинеса, которого девочка назвала Макой. Светлана также обнаружила, что ее дочь, которой в мае должно было исполниться пятнадцать, переживает влюбленность во взрослого мужчину. Она беспокоилась. Не станет ли это обстоятельством, затрудняющим все дело? Они должны уехать немедленно. Но она знала достаточно, чтобы обращаться с Ольгой осторожно. Она сказала, что они скоро поедут в Москву, но волноваться не надо, они будут часто приезжать в гости.
20 марта, вечером перед отлетом из Тбилиси, из-за непереносимого стресса от беспокойства, не останется ли она одна в Москве, у Светланы началось недомогание, которое показалось ей сердечным приступом. Вечером в четверг она легла спать, чувствуя боли в груди и левой руке, а также одышку. В конце концов, она разбудила Ольгу и попросила вызвать врача. Как это могло случиться, когда она приготовилась к побегу! Ольга в ужасе смотрела, как у матери синеет кожа. Она решила, что Светлана умирает.
В больнице врачи нашли, что у Светланы был не сердечный приступ, а сердечно-сосудистый спазм, вызванный стрессом. Ей начали настойчиво предлагать остаться в больнице на пару недель, чтобы пройти обследование. Светлана немедленно почувствовала подозрение. Почему надо оставаться на две недели и почему именно сейчас? Один ее друг связался со своим знакомым, работающим в больнице, и выяснил, что ее состояние не требует длительной госпитализации. Тогда Светлана пришла к выводу, что это указание пришло из Москвы. Они хотели не дать ей уехать из Грузии.
Конечно, Светлана была права: в Москве знали о каждом ее шаге. В тот самый вечер, когда ее увезли в больницу, Политбюро решало их с дочерью судьбу. В совершенно секретном документе от 20 марта 1986 года был по минутам записан протокол собрания, которое вел Михаил Горбачев и на котором присутствовали как минимум пятнадцать партийных функционеров, в том числе товарищи Громыко и Лигачев.
На повестке дня стояла война в Афганистане (обсуждалось психологическое состояние лидеров страны) и телеграмма от Адена — СССР в то время был главным сторонником Йемена. Аден спрашивал разрешения «казнить пятьдесят человек». Эта мера не получила одобрения, поскольку «такие действия могут привести к конфликту внутри страны». Затем обсуждали, не назвать ли новый ледокол в честь Брежнева. Тут все согласились, но решили, что этот ледокол должен быть спущен на воду без особой шумихи. В эти смутные времена имя Брежнева было не очень-то популярно.
Затем товарищ Горбачев сказал: «Есть еще один вопрос» и прочитал письмо Светланы Аллилуевой. Товарищ Виктор Чебриков, председатель КГБ СССР, заметил: «Первые письма были хороши, но это — просто великолепно. Кажется, о половине своих проблем она даже не упомянула. Сегодня вечером ее увезли в больницу с сердечным приступом».
Горбачев ответил: «Нам нужно что-то решить насчет ее дочери и личной встречи». Сам он не хотел встречаться со Светланой: «Если я пойду на эту встречу, то придется говорить о Сталине, Сталинграде и так далее». Для Горбачева это была больная тема. После обсуждения было решено, что со Светланой встретится товарищ Е.К. Лигачев.
Светлана была права, предполагая, что КГБ следит за ней, но ее одержимость мыслью о том, что государство пытается контролировать ее, была паранойей. На самом деле, они не знали, что с ней делать. Очень грустно, что именно такой приступ подозрительности произошел со Светланой, когда позвонил ее сын Иосиф. Она не дала ему шанса попытаться принести извинения. Светлана сразу разозлилась. Почему он позвонил именно сейчас? Он не удосуживался позвонить ей восемнадцать месяцев — ведь мог он звонить хотя бы Ольге! Неужели у него такие крепкие связи с властями, что ему уже сообщили, что она в больнице? Светлана грубо ответила Иосифу: «Ты что, хоронить меня собрался? Еще не время». После этого они оба повесили трубки.
Светлана была уверена, что власти собираются использовать ее сына, чтобы не дать ей уехать. Возможно, она слишком долго прожила в Советском Союзе. Привычка подозревать всех и вся так глубоко въелась в ее душу, как и в души многих ее сограждан, что Светлана уже не могла видеть реальность такой, какая она есть. Она везде искала скрытый подтекст.
На самом деле, власти как раз размышляли над тем, чтобы выпустить ее из страны. Как отмечал двоюродный брат Светланы Леонид Аллилуев, «Светлана была бомбой: Сталин, ее побег. У правительства было так много проблем из-за этого, что они мечтали избавиться от нее». Светланой же владела единственная мысль — как бы побыстрее выбраться из больницы, пока ее здесь «не отравили». В итоге, в воскресенье, когда вокруг не было врачей, она просто вышла из больницы и на троллейбусе уехала домой.
Отъезд Ольги и Светланы прошел без всяких прощаний. Ни одна живая душа в Тбилиси не знала о нем. Посвящена была только тень бабушки Светланы. Перед отъездом Светлана пришла на могилу Кеке на маленьком кладбище на Давидовской горе и сидела около нее, задавая себе вопрос: «Бабка моя, простая неграмотная труженица, сумела прожить свою бедную жизнь достойно до самого конца. Почему же я не могу найти свой путь?» Она вспоминала слова, которые когда-то написал ее бывший любовник Давид Самойлов:
Твоя высокая обида,Моя высокая беда.Аленушка! Попомни братца.Не возвращайся. Никогда.
Но Светлана боялась будущего.
Когда Ольгина учительница фортепиано Лейла Сикмашвили поняла, что они больше не вернутся, она так и не смогла простить Светлану. Оглядываясь назад, Лейла говорила, что одна из главных ошибок ее жизни состоит в том, что она не удержала Ольгу. Девочка могла бы выйти замуж за своего возлюбленного, тот мужчина по-прежнему любил ее, и прожила бы счастливую жизнь в Грузии, став матерью шестерых детей. Здесь особенно видна разница между грузинским и американским пониманием счастья. Когда Ольга узнала, что она возвратится в школу «Френдз», то была на седьмом небе от счастья.
Светлана и Ольга вместе с Макой улетели в Москву 27 марта. Они оставили большую часть своих вещей: книги, бумаги, личные принадлежности. Светлану никогда не волновали брошенные вещи. Как вспоминала Ольга, «Она всегда разбрасывала свое добро по всему миру». Создавалось ощущение, что этим Светлана отвергала свою прошлую жизнь. Но Ольге удалось настоять на своем: они не оставят Маку.
Ольга и Светлана снова поселились в гостинице «Советская». Теперь они взяли совсем маленький номер, поскольку Светлана за все платила сама. Ольга получила советский заграничный паспорт с проставленными въездной и выездной визами, документы на который они сдали в Грузии. Ей разрешили ехать в Англию как советской школьнице. У Светланы загранпаспорта так и не было. С ее отъездом из СССР ничего не было ясно. Они с Ольгой провели в Москве двадцать нервных дней — ждали решения.
