Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец
Летом того же года М. О. Меньшиков написал Чехову о состоявшемся разговоре с Татьяной Львовной, в котором речь зашла о нем: «„Скажите, он очень избалован? Женщинами?“ – „Да, – говорю, – к сожалению, избалован“. – „Ну вот, мы говорили об этом с Машей и советовались, как нам держать себя с ним. Эти дамы – противно даже – смотрят ему в глаза: «Ах, Чехов вздохнул, Чехов чихнул!» Мы с Машей решили его не баловать“, – добавила Татьяна с прелестной откровенностью. Вы представить не можете, как это мило было сказано»[364]. Меньшиков и в дальнейшем продолжал ставить приятеля в известность о происходящем в «львиной» семье: Маша собирается замуж, «остается Татьяна непристроенной, по-моему, – самая талантливая и милая из всего потомства Льва Николаевича»[365]. 15 декабря 1898 года он вновь вернулся к теме нерешенности вопроса о замужестве Татьяны:
«Вся их семья на верху горы, все их видят, и не находится ни одного мужчины, чтобы дать счастье этой милой девушке.
Не подумайте, что я сватаю Вам ее – хоть она не перестает отзываться о Вас с самой искренней симпатией»[366].
В конце апреля 1899 года состоялось знакомство Марии Павловны, родной сестры Чехова, с Толстыми. «Вчера сестра была у Татьяны Львовны и вернулась домой очарованная, как и следовало ожидать»[367], – написал Антон Павлович Меньшикову.
Татьяна Толстая и Антон Чехов переписывались[368], однако их взаимная симпатия так и не переросла в нечто большее.
Интерес к Чехову остался у Татьяны Львовны на всю жизнь, она собиралась дополнить свою книгу «Друзья и гости Ясной Поляны» очерком о Чехове. Желая осуществить свой замысел, она обратилась к сестре писателя Марии Павловне с просьбой выслать интересующий ее материал, а по его получении ответила: «Очень, очень благодарю Вас за книгу: я ее прочту от доски до доски, как все то, что мне попадается под руку не только самого Чехова, но и о Чехове. Всегда жалею о том, что мало его знала»[369].
Позднее племянник Татьяны Львовны, С. М. Толстой, счел необходимым уточнить историю ее отношений к писателю: «В качестве предупредительной меры против чувств дочери Толстой, восхищавшийся Чеховым-писателем и нежно относящийся к нему как к человеку, сказал ей, чтобы она представила себе их общую спальню, кровать и гору подушек, одна другой меньше в виде пирамиды, а наверху – красная подушечка без наволочки.
Эта маленькая красная подушечка без наволочки символизировала в его глазах мещанский образ жизни, несовместимый с образом жизни его круга»[370]. В таком ходе рассуждений графа-отца не было сословного снобизма, скорее, в нем сказывался опыт старого человека и желание защитить свою дочь от новых потрясений.
Можно предположить, что в этой ситуации нашли свое выражение и раздумья Л. Н. Толстого над психологией мезальянса. В самом близком ему кругу был пример неравного брака: его родной брат Сергей – граф, потомок родовой аристократии Российской империи, – жил с цыганкой Машей: семнадцать лет в гражданском браке, а затем в законном, освященном церковью. Со временем в семье Толстых приняли и полюбили ее. Однако в случае с братом было все-таки другое: Маша вошла в мир дворянской культуры, а брат оставался в привычной для него обстановке. Дочь же оказывалась в положении цыганки Маши: Татьяна должна была вступить в чужой ей мир.
Было еще одно немаловажное «но»: сорокалетний Сергей Николаевич, уже проживший с цыганкой не один год, страстно влюбился в юную девушку своего круга – родную сестру Софьи Андреевны, Татьяну Берс (она хорошо нам известна как один из прототипов Наташи Ростовой в книге «Война и мир»). В этой истории с братом Сергеем все-таки, помимо прочего, сработала и его принадлежность к определенной культуре, к определенному социальному кругу. Когда-то любовные чувства к одной женщине преодолели все преграды, но они же, позднее испытываемые к другой, вернули его на круги своя. «Сергей Николаевич, – как писала Александра Львовна, – в безумии своего увлечения сделал Тане предложение, и они решили жениться, несмотря на препятствия, серьезности которых Таня даже и не представляла себе. В глубине души Сергей Николаевич чувствовал, что он не имеет права дать себе волю. У него была семья. Многие годы он жил со своей цыганкой Машей – маленькой, кроткой, смуглой женщиной, покорившей его своим чудесным голосом. У них было уже трое детей. Кроме того, закон запрещал двум братьям жениться на двух сестрах… Но Сергей Николаевич лишился способности рассуждать логично и невольно обманывал себя и Таню, надеялся неизвестно на что, мучил ее и себя. 〈…〉 Наконец, перемучившись, узнав всю правду о семье Сергея Николаевича, Таня решительно отказала ему»[371].
Только после истории с юной Таней Берс Сергей Николаевич Толстой обвенчался с матерью своих детей[372], раз и навсегда оставив надежду на брак с любимой. Спустя годы ни он, ни Татьяна Берс (в замужестве Кузминская) не забыли о своих серьезных чувствах друг к другу. Со временем С. Н. Толстой уединился, укрывшись от внешнего мира в своем имении Пирогово.
По-видимому, культурная и социальная принадлежность человека укореняется в тех же глубинах его души, где пролегают и любовные чувства. Общение людей на пересечении культурных и социальных границ таит в себе дотоле не предполагаемую ими сложность. Возможно, именно такой ход рассуждений привел самого Толстого к финальному решению романа «Воскресение»: Катюша Маслова ни в юности, ни в молодости, уже возродившись к новой жизни, не могла соединить свою жизнь с князем
