Я много жил… - Джек Лондон
Тридцать лет историки литературы признавали версию И. Стоуна. Но вот в 1968 году в Соединенных Штатах была опубликована работа «Джек Лондон — не самоубийца», опровергающая выводы И. Стоуна. Автор ее, профессор Альфред Шиверс[68], подвергает детальному анализу концепцию о самоубийстве, и его возражения, подтверждаемые новыми данными, убедительны. Главное внимание он сосредоточил на основных посылках Стоуна и других сторонников его точки зрения. Перескажем вкратце ход рассуждений А. Шиверса.
Сообщая об оставшемся клочке бумаги, на котором якобы был сделан рукой Лондона подсчет смертельной дозы лекарства, Стоун ссылался на Томпсона, одного из трех врачей, вызванных к постели умирающего писателя. Шиверсу, естественно, кажется странным, что врач 21 год хранил эту тайну и что никто другой этой бумажки не видел. Но все же, приняв на веру это свидетельство Томпсона, Шиверс, сам в прошлом фармацевт, занялся обследованием всех медицинских книг, имевшихся в библиотеке Лондона. Он решил найти ту книгу, которая могла помочь «кончавшему с собой» человеку подсчитать смертельную дозу морфина. В библиотеке писателя оказалось 36 медицинских книг. В четырех из них есть разделы о морфине, однако нигде не указывается смертельная доза, и нет ни малейшего намека на то, как ее подсчитать. Шиверс обратился к терапевту и к двум практикующим фармацевтам. Эти авторитеты сообщили, что им известны допустимые дозы, но никто из них не знает смертельной, не знали они и как ее подсчитать, более того — ни один из этих врачей не смог определить эту дозу с помощью существующей справочной медицинской литературы.
Если современные опытные врачи не в состоянии определить смертельную порцию морфина, заключает Шиверс, то как же мог ее подсчитать полвека назад не имеющий медицинского образования Джек Лондон?
Относительно двух пустых ампул из-под прописанного врачом морфина сульфата с атропином сульфатом, найденных на полу спальни, Шиверс высказывает следующие соображения. Эти ампулы тоньше и более чем вдвое короче обыкновенного карандаша. Если не обе, то, по крайней мере, одна из них, вполне могла незамеченной пролежать на полу в течение нескольких дней. Возможно, одна из них была опустошена ранее. Все это сокращает порцию лекарства, принятого Лондоном единовременно той трагической ночью. Кроме того, выясняется, что Лондон принимал это наркотическое лекарство почти год. Привычка организма за это время должна была значительно увеличить действенную дозу.
С другой стороны, известна способность морфина накапливаться в организме до опасных пределов. «Вычисления» Лондона, вероятно, были записью доз, принятых в течение длительного времени. Не исключено, что предупрежденный об аккумулирующем свойстве организма он делал их во избежание опасности отравления или чтобы запомнить предыдущие дозы, приносящие ему необходимое облегчение.
Одним из аргументов в защиту самоубийства Лондона в книге другого американского биографа, Р. О’Коннора[69], было то, что заключение о смерти Лондона подписано только одним врачом, хотя у постели находились три врача. О’Коннор из этого делал вывод, что остальные не были согласны с диагнозом. Однако ознакомление с фотокопией заключения, пишет Шиверс, показывает, что на бланке предусмотрено место только для одной подписи, такие свидетельства требуют лишь одной подписи. Подписал заключение, вполне естественно, Портер, лечащий врач Лондона, хорошо знавший состояние здоровья писателя, в течение длительного времени изучавший особенности его организма. Своей точки зрения на причины кончины Джека Лондона Портер не изменил и после выхода книги Стоуна. В беседе с Джоан Портер подтвердил, что в последние месяцы жизни состояние здоровья Лондона было таким тревожным (а он не следовал предупреждениям и не выдерживал режима), что трагическую развязку можно было ожидать в любое время.
Если бы Джек Лондон действительно хотел покончить с собой, пишет Шиверс, он не выбрал бы такой мучительный (10–12 часов агонии) и неверный способ. Этот человек, воплощение мужества, не избрал бы такой «женский» путь ухода из жизни: у него всегда был под рукой кольт сорок пятого калибра.
О непредумышленности смерти говорят и письма Джека Лондона, отправленные накануне, и его приготовления к отъезду в Нью-Йорк, и другие факты.
Шиверс приходит к выводу, что смерть Лондона была следствием острого уремического отравления, как и сообщалось во врачебном заключении, а сильная доза морфина, судя по всему, ускорила гибель. Вместе с тем нельзя исключить и возможность неумышленного отравления слишком большой порцией лекарства, аккумулированного в организме, или просчета больного человека, принимавшего во время острого ночного приступа новые и новые дозы лекарства, чтобы избавиться от боли. Но нет никаких оснований — это полностью отвергает Шиверс — для версии о сознательном самоубийстве. Две оставшиеся пустые ампулы как раз свидетельствуют против этого, ибо они, как, впрочем, и лист с подсчетами, явно срывали маскировку, если бы таковая была нужна Джеку Лондону.
В любом случае, было ли то уремическое отравление или отравление морфином, или же го и другое в совокупности, смерть Лондона не была предумышленной. Таким выводом заканчивает Шиверс свою хорошо аргументированную работу.
СУДЬБА ЕГО ТВОРЧЕСТВА В США
Еще при жизни Джека Лондона буржуазная пресса систематически нападала на него. Вокруг имени писателя сочинялись грязные сплетни, его обвиняли в плагиате, в выступлении против конституции, из библиотек изымались его книги. Лондона называли аморальным, жестоким человеком.
С болью слушал я в первые дни моего пребывания в США рассказ о том, как неизвестные негодяи в ночь после открытия памятника Джеку Лондону в Окленде вымазали бюст красной краской.
Маленький лысоватый человек с бегающими глазками убеждал меня на одном из приемов:
— Джек Лондон? Да это же писатель прошлого! Его произведения мертвы и никогда не воскреснут.
Есть на его родине и сейчас ученые мужи, которые пытаются умалить значение творчества прогрессивного писателя; художественную ценность его произведений.
Отношение к Джеку Лондону литературоведения США имеет свою довольно примечательную историю. При жизни и в течение двух-трех десятилетий после смерти он оставался в числе самых знаменитых американских писателей. За этот период появилось несколько фундаментальных книг о нем.
Однако
