Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

Еще задолго до того, как покажутся во мглистой дали дымки домов, уже слышен лай собак — они учуяли запах пота твоей уставшей лошади и сообщают об этом всей деревне. Но деревня уже спит, и никому нет дела, что ты приехал и ищешь колхозного бригадира, чтобы переночевать. Суровая жизнь воспитала осторожность в сибиряках, не больно-то они доверяют незнакомому пришельцу, не распахивают двери на твой стук, а просят в окно показаться. А к окну не подберешься, оно завалено снегом, так и перекликаешься с хозяевами через закрытую дверь.

— Не укажете ли, где бригадир живет?

— Да большой дом, что напротив Ивана Затонного.

— А где в темноте его отыщешь, может, покажете?

— Да мы уже раздевши. Езжай дальше до перекрестка.

И начинается мотание по темной деревне. Хорошо, если повезет, и бригадир из деревни не уехал. А то ведь не впустят, в санях ночевать будешь.

Наконец, я в бригадирском доме, он подносит мою бумагу к коптящей керосиновой лампе, но не читает, а спрашивает:

— А вы от кого будете?

Объясняю ему все по порядку. Садится на лавку и начинает недовольно почесываться:

— К кому тебя определить-то? У меня так детишек полно.

И вправду, пригляделся, весь пол спящими устелен. Недовольно охает бригадир, надевает на рубаху шубу, вставляет босые ноги в валенки, на голову малахай: «Пошлити!».

Как правило, тревожит он одиноких и пожилых крестьян.

— Марфа, к тебе постоялец на ночлег определен, устрой.

Я уже знаю, что ночевать мне придется на полу, в редкой избе есть свободные места. На пол кладется половичок, на него тулуп. Под голову еще один свернутый полушубок, запихнутый в мешок из-под муки, а накрыться — ватное одеяло, пахнущее крестьянской тоской. Не хочешь — накрывайся своей шубой.

Если поздно и ужин уже прошел, то поесть тебе с дороги ничего не предложат. Своим питаться будешь, хорошо, если кипяток в самоваре еще не остыл. Чаще все же хозяйка чай разогреет, а ты ее городской колбасой в ответ угостишь.

Но, прежде всего, лошадь. Ее нужно распрячь, завести в крытый двор и дать сначала только сена. Затем всю упряжь занести в сени, чтобы к утру просохла, иначе натрешь ей холку хомутом, и будете, она и ты, сидеть недели две дома. И уж когда она совсем остынет, можно напоить ее. Ведь завтра ей опять эти семьдесят километров мерить.

Утром в конторе развертываю свои договора перед председателем колхоза.

— Да, откуда его взять-то, кур-то в колхозе не осталось… — ворчит он, но подписывает договор: партийная дисциплина. Я и сам знаю, что не выполнить ему его, но отговаривать не могу: что соберет, то и хорошо.

Как только договор подписан, скорее в обратную дорогу, а через день — в другой колхоз. Так в разъездах прошел весь март.

Наконец, и сюда пришла весна: мартовское солнце плавило огромные пласты снега, покрывающие степь, вода текла отовсюду в низины, образуя бурные потоки, перерезая дороги и срывая мосты. Все отдаленные села оказались отрезанными от центра на целый месяц. Ветер повалил телефонные столбы, и лишь радио напоминало, что власть в районе еще существует. Все ждали, когда опять откроются дороги и прибудут фургоны с продуктами, прежде всего с водкой, без которой местный житель существовать просто не мог. В эту пору начинались и весенние свадьбы: возвращались ребята из действительной службы в армии, да и местные парни были еще свободны, до той поры, пока не начнется посевная.

Как-то Раиса сказала мне, что ее двоюродная сестра выходит замуж за одного бригадира, и я мог бы посмотреть эту свадьбу. Так мы оказались вместе на краю огромного праздничного стола в просторной избе. Белые, расшитые красным узором скатерти, а на них, яблоку упасть негде, расставлены в судках и тарелках закуски: холодная печеная рыба, пироги с капустой и мясом, маринованные грибы с квашеной капустой, моченые яблоки и всякое другое. По центру вдоль всего стола шли строем бутылки водки и графины с красным вином.

Уже полчаса сидят за столом гости, не притрагиваясь к еде, ожидая молодых. По традиции, жених со своими дружками и баянистом должен приехать в родительский дом невесты и получить ее из рук отца и матери, а уже затем только ехать к гостям. Когда они появились за столом, было заметно, что жених успел выпить, лицо его было красным, и глаза блестели. После кратких приветствий раздались крики «горько», и традиционный поцелуй открыл праздник. Далее шли подарки гостей. Подносились они открыто, чтобы каждый мог оценить щедрость дарящего: отрезы шелка, хромовые сапоги, шторы на окна, посуда и даже котлы из чугуна. Мать жениха все быстро подхватывает и уносит в соседнюю комнату, где напоказ разложено приданое невесты: это белье, подушки, ковры, посуда, украшения. И чтобы не обидеть родителей невесты, вслух объявляется та часть приданого, которая поступит на двор к молодым: телка, поросенок, куры. Когда с подарками закончено, начинают обходить гостей с шапкой, в которую нужно класть деньги. Кто мало кладет — бросает незаметно, а кто много, так сначала в воздухе потрясет.

Начинаются тосты, и после каждой стопки шум за столом возрастает, и уже слов разобрать не удается. Еще не закончили гости закуску, как на столе появляются жареные поросята, разрубленные на куски, куры и гуси. Все это едят по-простому, руками, а кости сбрасывают в ведра под столом.

Раиса мне весь этот порядок объясняет: что после чего должно идти и кто здесь за столом главный гость, а кто так прибился, чтобы выпить на дармовщину. Вдруг шум за столом неожиданно стих, все взоры направились куда-то за нашей спиной. Сзади нас вдоль стульев протискивался к молодым человек, одетый в черный пиджак и при галстуке. Засуетилась мать жениха, место рядом с молодыми освобождает, прибор новый подает. Раиса шепчет мне: «Еще не хватало, Асадчий!». Да, это был сам прокурор, во всех движениях его была какая-то театральность, он чувствовал, что он сейчас главный и на нем сосредоточено внимание всех. Стоя, поприветствовал он молодых, и те даже встали от прилива уважения, что делать на свадьбах им не полагалось.

Пропустил одну стопку, ему тут же налили вторую. Он взял ее двумя пальцами и поднялся с места. Все сразу затихло. Прокурор обвел всех присутствующих взглядом, слегка откашлялся и начал:

— Вот ты, Наталья, и ты, Иван, вступаете на большую дорогу совместной жизни, которую должны вы славно, рука об руку пройти, любя и уважая друг друга. Семейная жизнь прекрасна, но она и сложна…

И здесь он сделал многозначительную паузу, чтобы дать всем задуматься над этой мыслью.

— Много трудностей подкарауливает вас, много неожиданностей! Готовы ли вы к ним? Должны… должны быть готовы.