Федор Литке - Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану

В продолжение всего времени, что мы находились в тропиках, море было весьма бедно животными; но от широты 30° стали показываться во множестве разного рода морские черви, которые не только натуралистов, занимавшихся исследованием их, но и нас, профанов, чрезвычайно интересовали. Необыкновенное разнообразие форм и сложения, грациозность движений, прелестные цвета и переливы этих едва оживотворенных существ заставляют нас удивляться неистощимости и даже прихотливости творящей природы более, может быть, нежели в слоне и гиппопотаме. Более всех удивляло нас животное, называемое Lepas, которое, прилепляясь к другому, Velella, и существуя за счет его, составляет, наконец, семью из 10 и 15 неделимых, одно от другого не зависимых, но не имеющих возможности отделиться от общего центра, на котором возросли. Странное животное это встречалось на поверхности моря полосами, простиравшимися в длину иногда за пределы зрения и, что удивительно, всегда между собой параллельными; ни волнение, ни движение судна не могли расстроить этих линий. Мы заметили, что положение этих фронтов соответствовало всегда направлению течения, в тот день господствовавшего.

NO пассат, выпроводивший нас из тропиков, неприметно перешел в постоянный восточный ветер, с которым мы плыли довольно успешно. Между широтами 45 и 51° море было так спокойно, как мне никогда в океане видеть не случалось. Судно не имело совершенно никакого колебания. 11 июня увидели мы, наконец, гору Эджкомб, означающую с севера вход в залив Ситкинский, от которой вечером находились на SW в 5 милях. Утихший ветер не позволил нам в тот же день достигнуть гавани. Пользуясь каждым его дуновением, подвигались мы медленно вперед; на следующее утро встречены были лоцманом из Новоархангельска, который около полудня поставил нас на якорь во внутренней гавани.

Глава пятая

Пребывание в Новоархангельске. – Замечания о колониях Российско-американской компании вообще, и в особенности о Новоархангельске.

Пять недель, проведенные здесь, прошли в различных занятиях весьма скоро. Кроме обыкновенных, после 10-месячного плавания, исправлений и починок в корпусе и вооружений судна, должны мы были выгрузить его совершенно, для поднятия лежавшего на самом низу компанейского груза, прибавить вместо того до 35 тонн каменного балласта, нарубить большое количество дров и пр., и все это исполнить собственными средствами, поскольку в Новоархангельском порту, после рассылки людей на промыслы, едва оставалось достаточно рук и для собственных надобностей.

Но если почтенный начальник колоний (капитан 2-го ранга Петр Егорович Чистяков)[187], при всем желании своем, не имел возможности оказать нам помощь в этом деле, то для других занятий доставил нам всевозможные способы и удобства. Мне уступлен был дом, занимаемый одним из главных чиновников компании, натуралисты имели отдельный. Для них во всякое время готовы были байдарки для разъездов по окрестностям, и все мы однажды и навсегда приглашены были к его столу, дабы не отвлекаться заботами хозяйственными. Гостеприимный дом этого достойного и любезного человека, во всякое время для всех офицеров, своих и наших, открытый, был драгоценным для нас прибежищем, в котором свободные от дел часы проводили мы приятнейшим образом.

Усиливая работу, как-только позволяла забота о здоровье людей, могли мы к половине июля изготовить шлюп к продолжению плавания; наблюдения астрономические и физические были окончены и вместе с письмами и донесениями вручены Чистякову для доставки в Россию. Натуралисты насытились созерцанием природы, богатой и оригинальной, и мы 19 июля оставили, наконец, Ситку, унося приятные воспоминания о дисциплине и согласии, порядке и деятельности, любезности и гостеприимстве, которые могли бы украсить и менее дикий уголок земли.

Мореход, в первый раз усматривающий северо-западный берег Америки, поражается живописной его дикостью. Высокие островерхие горы, от вершины до подошвы покрытые девственными лесами, круто спускаются в море. При входе в обширный Ситкинский залив по левую руку гора Эджкомб, погасший вулкан (2800 футов над водой), разнообразит картину. В 1796 году он еще извергал дым и пламя; но 8 лет спустя капитан Лисянский восходил на него и нашел его уже в покое.

Вправо и впереди цепь островов плотно облегает материковый берег. Все тихо и дико; ничто не предвещает ему приближения к устроенному порту. Показавшиеся между островами катера и байдарки, навстречу ему спешащие, первые о том ему напоминают. Миновав лабиринт островов, он видит совершенно другую картину: перед ним русский флаг, гордо развевающийся на крепости, расположенной на высоком утесе; палисады с башнями окружают большой дом начальника, магазины, казармы; вправо храм Божий; далее вдоль берега ряд домов и огороды; влево верфь и большое селение американцев; в гавани и на рейде несколько судов, разоруженных и вооруженных, и между ними нередко иностранные; все вместе являет картину порядка, живости и благосостояния, приятно контрастирующую с угрюмостью окружающей природы.

Многие путешественники и историки описывают в подробности, как сначала суда частных людей, потом частных компаний, а наконец, и привилегированной нынешней компании, преследуя бобров от острова до острова, от бухты до бухты и везде их истребляя, достигли, наконец, до материкового американского берега, что побудило правителя Баранова основать постоянное заведение, крепость Архангельскую, в Ситкинском заливе; как это первое заведение было истреблено американцами; как, наконец, с помощью корабля «Нева» Баранов их смирил, отнял их укрепление и на том самом месте основал крепость Новоархангельскую, по сей день существующую.

Она лежит на острове Баранова, или Ситке, принадлежащем к архипелагу короля Георга III, так именованному Ванкувером, в конце залива, им же названного заливом Норфолк. Остров этот от материка Америка отделяется Хуцновским проливом [пролив Чатам] и несколькими другими островами. Баранов, избирая под новое свое поселение место, взятое у американцев, поступил с обычной своей прозорливостью: он знал, что ему трудно будет найти место более удобное, чем избранное природными жителями. Кекур[188] давал средство укрепиться неприступным для туземцев образом; с высоты его мог он обозревать крепость, оттуда пускал ночью сигналы часовым и, не выходя из своего дома, мог наблюдать за общим порядком. Преемники его не пускают сами сигналов, но не оставляют сего места, которое открывает им обширный вид на все поселение, на рейд и на море, через острова, образующие гавань.