Неизвестен Автор - Из бездны вод - Летопись отечественного подводного флота в мемуарах подводников (Сборник)

Затем начинается классификация и вскоре следует доклад:

- "Классифицирован контакт-цель номер 10- надводный корабль под турбиной. Число оборотов винта 150. Цель номер 11-сигнал слабый, классификации не поддается."

- "Центральный, акустик. Восемь пятьдесят пять. Биологическая цель. Пеленг 0 градусов. Интенсивность сигнала цели номер 10 уменьшается."

Возникающие светящиеся точки на экранах - цели мы долго наблюдаем, особенно, если они следуют параллельными галсами.

Иногда контакты длятся несколько часов.

Под водой свои законы плавания. Здесь, как и на поверхности, есть свои фарватеры. Если одна лодка его займет, то до освобождения его другая на занятой оси оказаться не может. За этим строго следят на флоте.

Я всегда после погружения обхожу корабль. Во-первых, сразу становится ясно, как подготовлены помещения корабля к походу, настроение людей, как чувствуют они себя после почти бессонной ночи.

Всегда первое помещение на пути обхода - штурманская рубка. Капитан-лейтенант Олейник, с головой уйдя в изучение карты, не заметил, как я вошел и встал позади него. Светящийся крестик фиксировал место нахождения лодки в данный момент. Он медленно ползет вдоль карандашной ниточки курса.

- Костя, когда мы подойдем к кромке льда? - спросил я.

Штурман вздрогнул от неожиданности, быстро обернулся. Затем достал из стола генеральную карту и показал острием циркуля кромку льда.

- Послезавтра в 18.00 мы будем входить под лед.

- Когда мы будем проходить отличительную глубину 30 метров, кто будет на вахте, вы или Кондратенко?

- Я буду. К этому времени среднеквадратическая ошибка счислимого места будет не более полутора миль.

- Смотрите, чтобы мы не уточнили координаты этой глубины корпусом лодки.

- Есть, товарищ командир,- улыбнулся Олейник.

Олейник был хорошим штурманом. Вся многочисленная штурманская документация была им заполнена четким каллиграфическим почерком. Каких-либо замечаний по проверкам по его боевой части мы почти никогда не имели. Сам Костя много уделял времени подготовке рулевых, учил производить гидрометеонаблюдения. Неторопливость речи, убедительность его докладов свидетельствовали об обстоятельности его знаний. Поэтому я всегда относился с доверием к действиям штурмана. И глубоко убежден, что нельзя штурману навязывать некоторые приемы определения места в качестве обязательных и - еще хуже - единственных.

Выходя из штурманской рубки, я встретился с Шаповаловым, который уже переоделся по-подводному. Теперь, в светло-синей униформе, он казался щуплым.

- Как дела, командир? - спросил он.

- Нормально, решил обойти отсеки, посмотреть людей,- ответил я.

- Ну, в добрый путь,- напутствовал он,- попозже я тоже пройду по лодке.

Во втором отсеке я задержался в своей каюте. Мне нравится моя каюта. В ней довольно уютно, много дерева, а красивая его фактура ласкает глаз. Но, пожалуй, самое главное, здесь тишина и можно думать. Я снял все меховые вещи, надел чистый комплект униформы, шапку заменил пилоткой, сапоги сандалиями. Теперь можно легко перемещаться по кораблю, спускаться в трюмы. Я внимательно осмотрел себя. Все вроде в порядке. Личный состав должен видеть, что командир бодр, подтянут. Это также дисциплинирует людей.

В первом отсеке на стеллажах были закреплены торпеды. Надраенная медь торпедных аппаратов, приборов свидетельствовала о многих часах, которые уходили у личного состава на поддержание механизмов в порядке. Я как-то, еще будучи молодым лейтенантом, спросил заканчивающего службу боцмана: "Зачем нужно так много тратить времени на надраивание медяшек?" На что получил ответ, что если матрос будет видеть блестящую медь, то его взгляд не потерпит рядом не только грязи, но даже пыли на механизмах.

Во втором отсеке я медленно прошел вдоль офицерских кают. Дверь в одну из кают была открыта: я заглянул в нее. Две аккуратно заправленные койки, расположенные одна над другой, чем-то напоминали купе вагона. На небольшом столике лежала большая фотография. Жена одного офицера кормила малыша. Ребенок сладко зажмурился, мать, глядя на малыша, улыбалась счастливой улыбкой.

Мне стало стыдно, что прикоснулся взглядом к чему-то интимному: я осторожно закрыл дверь и прошел в следующий отсек.

Центральный пост. Здесь сосредоточено все управление, принимаются решения в самые сложные минуты жизни корабля. Здесь основное место пребывания командира, старшего помощника и командира БЧ-5. Вот и сейчас Марат Васильевич вел разговор со старшиной команды трюмных Ханиповым Отелло Хамзовичем.

Марат Васильевич - опытный инженер-механик. Он достаточно поплавал на подводных лодках, четко определил свою служебную репутацию и отличался тем, что, как никто на корабле, свои знания и способности применял для пользы службы.

Утвердив результаты дифферентовки, я, остановившись в стороне, понаблюдал за действиями Ханипова.

Ханипов из Казани, имел среднетехническое образование, был умным, грамотным, много читал, остряк. Так, во время одной из проверок, которые в тот период были частыми, один из проверяющих задал ему вопрос:

- А кто такой Хрущев?

- Министр сельского хозяйства,- невозмутимо ответил Ханипов.

- Почему вы так считаете?

- Он все время говорит о кукурузе.

Проверяющий на этом прекратил разговор, а с командиром БЧ-5 через несколько минут он продолжался, но уже в других тонах. Невольно оказавшись свидетелем его продолжения, я помню, как Ханипов оправдывался:

- А чего он меня за дурака принимает? Пусть не задает глупых вопросов!

Ответ Ханипова проверяющему довольно долго звучал со всех трибун как подтверждение низкого качества политической подготовки некоторых старшин атомных лодок. Доказывать обратное было бесполезно. По этому вопросу в базе говорили так: "Во время службы на лодках офицер должен хорошо запомнить две аксиомы: первая- проверяющий всегда прав, вторая - если не прав, то смотри первую".

Четвертый отсек - ракетный. Это самый большой отсек подводной лодки.

Здесь расписано два офицера: командир БЧ-2 капитан-лейтенант Генрих Онопко и командир ракетной группы старший лейтенант Валерий Ильин. Их сложное хозяйство требует высоких профессиональных знаний, хорошей натренированности всего ракетного расчета.

Сколько мыслей рождают эти молчаливые шахты, в которых скрыто 35 Хиросим. Неужели исторических и нравственных уроков второй мировой войны недостаточно, чтобы люди, просыпаясь поутру, не думали с ужасом о предстоящем дне.

Каждый день газеты, радио и телевидение приносят нам вести, что где-то идет война, гибнут люди, страдают дети. Еще не забылись, не перестали болеть раны войны, унесшей 50 миллионов человеческих жизней, а гонка вооружений изобретает и разрабатывает все новые и новые виды оружия.