Василий Соколов - Вторжение

- Значит, Степан, с того края приволок бабу? - ухмыляясь, спросил Костров.

- Случилось такое...

- И не жалко было душить ее кляпом?

- Откуда я знал, в потемках не видно.

- Где же прихватил ее?

- А прямо возле ихнего штаба, - ответил Бусыгин. Глотая терпкий самосад, продолжал: - Забрались мы на лыжах в их тылы. Под Можайском очутились. Тут, думаем, пожива будет добрая. Облюбовали дом, к которому провода тянутся. Решили, что в этом доме штаб. Меня, понятно, по моей силушке назначили в захватывающую группу. Подкрался задами в сад, прислонился к яблоне и наблюдаю. Спокойно, кругом ни души. Только слышу, снег хрустит возле дома - часовой вышагивает. Норовлю словить его. Ждать-пождать, а никак не удается, потому как часовой ходил с автоматом. Думаю, начнет гад сопротивляться, выстрелит и операцию нам сорвет. Жду еще час, а может, и больше. Потом вижу: огонь запрыгал по дороге. Машина подкатила к штабу. Слезли люди, о чем-то покалякали с часовым - и в штаб. А один завернул за угол, присел под забором, видно, по нужде... Тут я не сплоховал. Цоп его за руки и кляп в рот. Притащил в лес, а ребята как расхохочутся. "Чудила, кого же ты, - говорят, - приволок?" - "Как кого, отвечаю, - "языка". Берите!" А они, вместо того чтобы подсобить мне, схватились за животы и гогочут, как мерины. Скинул я с себя этого "языка" и глазам не верю: стоит передо мной - ну как есть баба - в клетчатом платке, в шубке и, кажись, в резиновых ботах...

- Попутал ты, дорогой товарищ, - усмехнулся, слушая Бусыгина, ополченец в пенсне. - Сразу видно - не искушен.

- Глаз у него на женщин наметанный, - возразил другой, - иначе бы чего ему волочить принцессу.

- Какая там принцесса! Небось штабная шлюха!

- Сам думал так, - затянувшись самокруткой, оживился Бусыгин. - А как пригляделся, заметил на подбородке растительность. Беру ее за грудки, трясу, а эта самая баба и говорит: "Русс корош. Гитлер капут!" - "Эге, думаю, - это не баба, а вылитый фриц, переодетый в женское". Ради убедительности расстегнул шубку, а там - брюки и куртка форменная. "Язык"-то оказался толковый, все карты нашему командованию выдал.

Угол плащ-палатки, заменявшей дверь, приподнялся, и в землянку просунулась заснеженная папаха с красным верхом. Человек еще на пороге стряхнул с мерлушкового воротника снег и, войдя, присел на колени, огляделся.

- Ничего накатничек. Постарались твои орлы, - генерал подмигнул следом за ним протиснувшемуся комдиву Шмелеву.

Лейтенант Костров хотел было доложить, но растерялся и выронил портянку. Генерал поднял портянку и подал ее Кострову.

- Худовата!

- Не мудрено, товарищ генерал, - осмелев, ответил Костров. - Столько оттопали... Даже на пятки в пору ставить заплатки. И неизвестно еще, сколько будем отходить.

Генерал через силу усмехнулся.

- Отчаянные у тебя ребята, - опять подморгнул он Шмелеву. - Видать, все огни и воды прошли.

- Народ боя просит, - проговорил Шмелев.

- Что ж, придет час - и будем править оглобли вперед, - сказал генерал.

Бусыгин воспользовался минутной паузой и обратился к генералу:

- Извиняюсь, где-то вас, кажись, встречал, а фамилии не помню.

- Рокоссовский моя фамилия.

- Знаем, - за всех ответил Костров. - Что-то, товарищ генерал, никак мы силы не наберемся. Иной раз такая злость берет, что просто слов не находишь, как это назвать.

- Гайка слабовата, - поддакнул Бусыгин. - Ее, войну-то, с толком да понятием нужно вести.

- С понятием, говоришь? - медленно переспросил генерал. - А в чем же это понятие, по-твоему, заключается?

- Вам сверху-то виднее.

- Все-таки? - Командарм бросил на Бусыгина пытливый взгляд. - Ты не стесняйся, руби, как понимаешь. А мнение твое очень дорого. Ведь в конце концов самый главный на войне - это боец. Штаб разрабатывает операцию, командующий отдает приказ, а победу добывает горбом своим, кровью своей он, только он - боец. Верно, а?

- Да, - подтвердил Бусыгин и оглянулся, как бы ища поддержки у товарищей. - Одно у меня в голове не укладывается... Поглядишь по карте Германию - ни в какое сравнение не идет с нашей страной, и народ у нас упорный да задиристый. За волосы его не тащить на войну. Сам идет. А получилось хуже некуда: немцы берут нас за горло. Не пойму, почему они столько времени нас гонят?

Рокоссовский взял суковатую палку и начал помешивать в печке. Тлеющие головешки вспыхнули пламенем. Генерал снял папаху, провел рукой по волосам: в отсветах огня виднелось его красивое продолговатое лицо. Своим ровным, спокойным голосом и выражением умных, доверчивых глаз он как-то сразу пришелся всем по душе в землянке.

- Вы вправе ждать от меня объяснения, - раздумчиво и сосредоточенно проговорил Рокоссовский. - Но я также вправе оставить этот вопрос без ответа. История за нас рассудит, она найдет и правых и виноватых. Скажу только одно: крупный промах мы дали.

- Ну, ясно, - подхватил кто-то со вздохом. - А теперь расплачиваемся...

Рокоссовский кивнул. Вероятно, он мог бы сказать еще многое, но сдерживал себя. То понимание, которое было достигнуто в землянке между ним, командующим армией, и бойцами, вполне удовлетворяло. Увлекшись беседой, не переставая спрашивать бойцов, генерал как бы проверял свои мысли, убеждения. После недолгой паузы он поглядел на Кострова и спросил:

- Зимовать в ней собираетесь?

- В землянке? - переспросил Костров и пожал плечами. - Как будет велено.

- А как вы сами думаете? Можно ли немцев держать до весны у ворот столицы?

Костров взглянул в глаза генералу, недоумевая, всерьез он говорит или шутит. Но голос, каким спросил командарм, и выражение его лица были столь естественны и строги, что Костров ответил с той же непосредственной твердостью:

- Нет, нельзя. Враг, как рак, может перезимовать под корягой, а весной опять растопырит клешни для добычи. Надо ему сейчас отрубить эти клешни.

Командарм перевел взгляд на Шмелева, как бы говоря: "Чуешь, как настроен народ. И это после стольких бед и лишений. Надо гнать оккупантов, как можно скорее гнать, и мы не должны, не имеем права поступать иначе". И генерал в знак согласия с мнением бойцов закивал головой.

Снаружи донеслись звуки орудийных выстрелов.

- Крепкий перед вами орешек? - спросил командующий у Кострова. Знаете, с кем придется иметь дело?

- Расколоть можно, - ответил лейтенант. - Намедни пленного приволокли. Во всем женском.

- Они ничем не гнушаются, - сказал Рокоссовский. - Зима поджимает, русские морозы, а обмундирование теплое берлинские стратеги не подослали, вот они и воюют с бабами, стаскивают с них одежду, чтобы не поморозить свои конечности... - с ухмылкой добавил он.

- Последние данные разведки подтверждают, - вмешался все время молчавший Шмелев, - новая дивизия переброшена из Африки. Даже танки. Покраска белая, но местами видны желтые пятна.