Владимир Федюк - Керенский

Его начинают активно приглашать с лекциями, благо к этому времени он достиг значительных успехов в иностранных языках. После стольких лет эмиграции Керенский изъяснялся по-английски и по-французски почти свободно. Впрочем, в нем легко было узнать иностранца, и дело было даже не в акценте. Как многие люди, выучившие чужой язык уже во взрослом возрасте, Керенский усвоил характерную манеру речи, проявлявшуюся в стремлении избегать сложных грамматических конструкций, говорить прежде всего так, чтобы быть понятым. Этот индивидуальный стиль сохранился у него до конца жизни.

В роли же оракула, трактующего непонятную западному читателю советскую действительность, Керенский оказался не хуже и не лучше других. Нужно сказать, что он избежал идеализированного взгляда на сталинизм, чем грешили многие эмигранты. В понимании тех, кто придерживался такой позиции, Сталин восстанавливал утраченное величие России, а значит, заслуживал поддержки. Керенский же не уставал повторять, что сталинский режим представляет собой тоталитарную диктатуру фашистского типа.

Впрочем, Керенский не избежал обычной для эмигрантов проблемы. Глядя на Россию издалека, получая информацию о ней между строк советских газет и от немногочисленных пе-ребежчиков-"невозвращенцев", эмигрантские аналитики нередко додумывали то, чего на самом деле не существовало. Именно таким мифом стал заговор "красных маршалов", родившийся в воображении Керенского. Он действительно был убежден, что Тухачевский, а также примкнувшие к нему Бухарин и Рыков готовили переворот, имевший целью устранение Сталина и установление в стране более демократических порядков. Керенский не только верил в это, но и активно писал на эту тему, забывая, что эмигрантскую прессу регулярно читают в Москве. Ему, к счастью, не пришлось узнать, что часть из написанного им была использована следователями НКВД. Так, в числе доказательств обвинения, предъявленного П. Д. Дыбенко, было высказывание Керенского о том, что вождь балтийских матросов уже в 1917 году был немецким агентом.[442] У Керенского не было оснований добрым словом вспоминать того, кто заставил его бежать из Гатчины, но не до такой степени, чтобы обрекать его на смерть ложным обвинением.

Керенскому часто приходилось ошибаться, как ошибается любой эксперт от политики. В 1938 году он приветствовал Мюнхенское соглашение о разделе Чехословакии, поскольку полагал, что это предотвратило новую мировую войну. Симпатии Керенского были всегда на стороне демократии. Еще находясь на вершине своей политической карьеры, он любил говорить, что ему не нужна Россия без демократии. В ответ его оппоненты справа заявляли, что демократия без России — вариант еще худший. Соединить "Россию" и "демократию" Керенскому не всегда удавалось и в эмиграции.

Еще в самом начале своей эмигрантской эпопеи Керенский попытался выехать в Соединенные Штаты, но не получил разрешения от американских властей. Позже ему пришлось бывать в Америке неоднократно, только в 1939 году он приезжал туда дважды. Вторичный его приезд пришелся на осень, когда мир был возбужден результатами переговоров Гитлера, Муссолини, Чемберлена и Деладье. В Америке отношение к Мюнхену было существенно более негативным, чем в Европе. Среди либеральной части американской общественности господствовала мысль о неизбежности войны с Германией в союзе с СССР.

Керенский попытался разрушить эти настроения: "Я говорю вам с удвоенной силой то, что говорил вам шесть месяцев тому назад: неустанно боритесь с тоталитарной идеологией гитлеризма и фашизма, разлагающими демократию, но не увлекайтесь иллюзиями — не принимайте диктатуру Сталина за Россию. Организуйте международное общественное мнение для давления на Кремль, во имя установления в СССР свободной демократии".[443] Рецепта достижения этой цели Керенский не дал и не мог дать. Вообще создается впечатление, что Керенский, как и двадцатью годами ранее, пребывал в наивном убеждении, что достаточно самого чарующего слова "демократия", как всё встанет на свои места — национальный вопрос решится за счет создания свободной федерации народов, угроза войны навсегда уйдет в прошлое, а Россия займет полагающееся ей место в ряду цивилизованных государств.

Но события развивались совсем не так, как этого хотелось Керенскому. 1 сентября 1939 года с нападения Германии на Польшу началась Вторая мировая война. В мае следующего года немцы начали наступление на Париж. До последней минуты во французской столице ждали чуда, как в 1914 году на Марне, когда враг был остановлен на последнем рубеже. Тогда Россия, оттянув силы немцев, спасла Францию. На этот раз всё вышло по-другому. Кто-то из русских эмигрантов сочинил по этому поводу язвительные стихи:

Мы долго молча отступали.Дошли до Марны. "Чуда" ждали,Но бомбы сыпались с небес:России нет — и нет чудес.

Не стоит скрывать правду — немало эмигрантов, прочувствовавших на себе французское высокомерие, восприняли приход немцев со скрытым злорадством. Но Керенскому от победителей не приходилось ждать ничего хорошего. За три дня до вступления немцев в Париж Керенский вместе с Нелль спешно покинул город.

По дороге они на несколько часов остановились в Лонгше-не у Нины Берберовой. Чета Керенских, не имевшая собственного загородного дома, и раньше часто бывала здесь. Комната для гостей, куда по утрам в открытое окно залетали ласточки, была в любое время закреплена за ними. "Иногда в теплые ночи, — вспоминала об этом Берберова, — к ним в открытую дверь забредала наша собака и, свернувшись калачом, ложилась у кровати на коврике, а кот, тихонько сказав что-то, прыгал через нее и устраивался у них в ногах. Но А. Ф. животных не жаловал, и кот, чувствуя это, норовил устроиться подле Неллиных колен".[444]

Сейчас всё было по-другому. Нелль плакала, постоянно повторяя, что немцы посадят Алекса в тюрьму "как Шушнига".[445] Переночевав в Лонгшене, Керенские на автомобиле отправились в сторону границы. Через Испанию они перебрались в Соединенные Штаты, которые и стали для Керенского последней страной изгнания.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

В Соединенных Штатах Керенский сразу включился в привычную деятельность. Он активно печатался в русской и американской прессе. Главной темой его публикаций была европейская война. Керенский крайне негативно отнесся к заключению советско-германского пакта 1939 года. Для него это стало очередным доказательством того, что сталинизм и фашизм представляют собой явления одного порядка. В отличие от многих представителей русской эмиграции, в том числе от своего давнего оппонента Милюкова, Керенский считал, что собирание русских земель не может служить оправданием сотрудничества с Гитлером. Не цель оправдывает средства, а средства определяют и оправдывают цель. Этого тезиса Керенский придерживался до конца своей жизни.