Валентин Фалин - Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания

Суть сводилась к следующему: если военный атом – политическое оружие, а не оружие театра войны, то СССР и США для «сдерживания» реально нужно по нескольку сот стратегических боезарядов. Все остальное – лишнее. Поэтому Советскому Союзу стоило бы проявить инициативу и предложить Вашингтону выйти в ближайшие три – пять лет на паритет не по фактически достигнутому максимуму (10–12 тысяч боезарядов), а по прагматическому минимуму – не более одной тысячи боезарядов на каждой стороне. Причем так, чтобы США и СССР по собственному усмотрению определяли, какие системы и каких видов базирования они в означенных пределах будут иметь. Разница в мегатоннаже учитывалась. Предусматривалось его сбалансирование с учетом точности (КВО) и ряда других технических параметров в течение примерно десяти лет.

Эту модель можно поставить в ряд с другими моими фантазиями. Об одной из них я обещал вам рассказать.

Я уже работал в «Известиях». По старой памяти некоторые из бывших коллег порой навещали меня в редакции или дома, делились новостями. В. В. Загладина (Международный отдел ЦК КПСС) тревожит быстрое ухудшение военно-политической обстановки в Европе и не самые благоприятные тенденции развития на Дальнем Востоке. А тут еще СОИ. Что можно было бы сделать?

Ставлю Загладина в известность о признании, услышанном мною от Громыко в 1972 г.: если бы иначе не получалось, то передача Федеративной Республике Западного Берлина не была бы чрезмерной платой за ее новую политику. Это для собеседника сюрприз. Не вернуться ли к идее министра сейчас?

Насколько я слышал, В. Брандт взвешивал целесообразность актуализации темы германского мирного урегулирования, единого для двух государств или параллельного, вбирающего свои особенности для каждого из них. Как с Западным Берлином? Третьего мирного договора быть не может, а с изъятием Западного Берлина – урегулирование не урегулирование. Может быть, предпочесть факты юридическим фикциям? При условии, понятно, что и Федеративная Республика проявит понимание к советским интересам. «Першинги-2» не должны появиться на западногерманской земле. Франция в свое время вышла из военной организации Североатлантического союза. Почему этот путь должен быть закрыт для ФРГ, да еще при одновременном капитальном решении проблемы Западного Берлина? Три державы взбеленятся? Но это будет их забота.

Загладину мои соображения импонируют. Он берется прощупать почву в беседах с западногерманскими политиками и затем, без ссылок на меня, доложить политбюро.

Конец не венчал, а убил дело. Громыко прослышал о загладинских зондажах. Немедленно издается директива, запрещающая кому бы то ни было обсуждать с кем бы то ни было из немцев тему мирного урегулирования в любом варианте и контексте.

Отвлекся. Сопоставляя свои представления о контроле над вооружениями и по разоружению, я находил начальную планку, как ее поставил Горбачев, не завышенной. Вызывало известные недоумения другое: наша гибкость частенько отдавала приспособленчеством.

Готов посмеяться анекдоту. Помните? Нужны взаймы 150 долларов. У приятеля 150 нет, есть 50. Давай 50, а 100 будешь должен. Политике не обязательно быть пресной. Шутка в ней не помеха, случается, она помогает развязывать узелки. Хуже, когда шутка, подаваемая в форме серьезного предложения, завязывает новые узлы.

Но политика непременно должна оставаться честной. В жизни не бывает, чтобы одна сторона всегда и во всем была виновата, даже если в политике, в отличие от физики, отрицательное не отталкивает отрицательное, а притягивает. Не будем этого забывать.

15 января 1986 г. Горбачев выступает с эпохальным заявлением о поэтапной денуклеаризации Земли. Я уже упоминал, что авторство идеи принадлежало тогдашним начальнику Генерального штаба С. Ф. Ахромееву и первому заместителю министра иностранных дел Г. М. Корниенко. Маршалу оно стоило в конечном счете жизни, дипломату – его поста.

Собирали, как обычно бывало, интересные идеи к съезду партии. Даны задания МИДу, Минобороны, институтам. Дипломаты никак не вырвутся из рутины. Их идеи не тянут на сенсацию, как требовал М. С. Горбачев. На кого снизошло в тандеме Ахромеев – Корниенко, я в беседах с обоими не счел тактичным уточнять, но в том, что сотрудничали они со вкусом, сомнений не было. Если бы Корниенко догадался подать плод к столу от имени двух министров или, еще лучше, с визитной карточкой одного Э. А. Шеварднадзе, то все и образовалось бы. Не догадался и тут же был окончательно занесен в «громыкинские реликты».

Горбачеву идея Ахромеева – Корниенко пришлась по душе. Больше того, он распорядился превратить идею в песню и исполнить ее еще до съезда. Теперь в дело включился А. Н. Яковлев. Возникло заявление 15 января, по праву привлекшее всеобщее внимание.

Удаление Г. М. Корниенко явилось первым практическим результатом заявления 15 января. Вторым стала встреча на высшем уровне в Рейкьявике.

О своем участии в разработке внешнеполитической части концепции нового мышления я кое-что поведал. Сама концепция звала строить политику внутри страны на законе и фактах, а вовне – на фактах и праве. Баланс интересов – основа согласия между государствами. Социальный, национальный, человеческий баланс в делах домашних – способ предотвращения конфликтов в самих государствах, обеспечения их динамичной стабильности. Не увязав все частное, мы не придем к целому, упустив из виду целое, не спастись в частном.

Удалось оттенить и прописать в докладе, а также в заключительном слове генерального на съезде ряд мыслей, некоторые наметить. К великому китайскому соседу пошло солидное примирительное послание. Тема «третьего мира», отношений Север – Юг впервые была поднята на уровень глобальной проблемы. Ныне я нашел бы, как ярче и полнее выделить ее судьбоносный для цивилизации характер. Многие положения доводил до ума Яковлев. Его рукой сделаны принципиальные обобщения особенностей эпохи, настоятельно взывающих к несиловому, политическому прочтению самой проблемы военной безопасности.

Через год-два внешняя политика обрела для Горбачева самодовлеющее значение. Успех в ней отдалял и, как, вероятно, калькулировал генеральный секретарь, даже предотвращал крах. В погоне за успехом во что бы то ни стало теряется грань, за которой согласие с другими становится расхождением с собственным долгом.

Прежде чем я это проиллюстрирую, чуть подробнее о технологии внешней политики периода перестройки. Чем походила и чем отличалась она от времен Хрущева или Брежнева? Совпадения налицо. Первые лица в партии были первыми во внешней политике. Парламент существовал для проформы. Правительство? При Хрущеве, когда он соединял посты первого секретаря и председателя Совета министров, игнорировать правительство мог только он сам. При Брежневе правительство еще занималось тем, что вело войны. Некоторыми функциями, впрочем достаточно расплывчатыми, обладало политбюро. В силу самого своего названия оно было формально обязано стоять на страже того, чтобы внутренняя и внешняя политика не сходила с идейных рельсов, устанавливавшихся съездами, пленумами и в спорных случаях «классиками». Формально, потому что политбюро далеко не всегда и не во все посвящали.