Сергей Есин - Дневник, 2006 год

Выступая по случаю начала учебного года по телевидению, Людмила Алексеевна Путина сказала: «Родителям я бы пожелала: быть всегда на стороне своего ребенка». И по-женски, и очень точно.

Но есть дни, которые тянутся «дольше века». Уже поздно принялся смотреть: американский фильм «Капоте» — про знаменитого американского писателя, автора «Завтрака у Тифани» и «Хладнокровного убийства». Слава «Иностранной литературе», мы все это прочли еще в юности. Фильм очень сильный, и я еще раз убедился, как гадок и мерзок тип писателя вообще.

1 сентября

1 сентября, пятница. С опозданием на 30–40 минут начали традиционный митинг. Погода с утра дождливая, холодная, Наверное, поэтому, кроме первокурсников, народу было поменьше, чем в прошлом году. Выступал с продуманной речью, с цитатами БНТ, потом говорил я, потом Костров, потом Болычев. Вечером В.С. на машине с Витей уехала в кино, а я с Сашей Соколовым ходил на Цветной бульвар есть японскую пищу. Интересно поговорили о картинах, об этом сложном бизнесе, я кое-что вспомнил из откровенного и рад этому, потому что при рассказе это откровенное зафиксировалось в моем сознании, как художественное. Как заметно, когда человек хочет расти, обязательно надо подарить Саше «Власть слова». Писал ли я, что вышел «Вестник» с письмами Н.В. Мотрошиловой и моими? Если впереди нет моего ответа Н.В. то, пожалуй, его стоит сюда внести. Пока — письмо Марку, которое сегодня Максим перенес на компьютер.

1 сентября 2006 г

Дорогой Марк!

Не сердитесь. Мы уже проработали с Вами этот тезис, и даже когда компьютерная связь не так бойка, мы всё равно думаем друг о друге, переговариваемся друг с другом и даже, я бы сказал, больше: для кого, считаете Вы, я пишу свой роман — для тысячи читателей, для наших замечательных критиков, для сонма недоброжелателей? Да нет, дорогой Марк, по большому счету я его пишу для пяти-шести, от силы десяти людей, которых держу в памяти, в своем сознании, образы которых у меня перед глазами. В этот небольшой список давно уже попали и Вы, поэтому берегитесь — скоро Вам придется прочесть эти скучные бредовые страницы, отражающие поиск Истины, отражающие поиск открытого предательства и в русской и в советской литературе. Я вообще четко не понимаю: что мною руководит, почему я взялся за этот роман, действие которого, казалось бы, происходит в Литинституте (а на самом деле во всей литературе), и почему я думаю, что новый роман у меня скорее всего будет о молодом человеке с окраины, которого я наверное сделаю или нацболом или просто молодым бунтарем, Против чего я-то бунтую — благополучный человек, заканчивающий свой век? Впрочем, век — не нашего ума дело; наше дело каждый день исполнять свой долг, ощущая бесконечность жизни и зная, что пределы её определят высшие силы. Каждый день надо проходить через равнину, бороться и терпеть поражения, и, может быть, в поражениях мы и обретаем свою силу.

Лето прошло у меня трудно, я так мечтал хотя бы на неделю съездить к морю, но, во-первых, просто не с кем, а во-вторых, как всегда летом, начались сложности со здоровьем Валентины Сергеевны, всякие домашние обострения. Вообще, этот год для меня — один из самых тяжелых, надо было скруглить дела, связанные с институтом, разобрать огромный архив, который еще не распределён и не разобран, «переехать» из института домой, растащить библиотеку по разным углам, надо было писать роман, вести Дневник, читать вёрстки, книги. Сейчас я читаю две очень неплохие книги — это издание ЖЗЛ, биография Франсуа Вийона, вызывающая у меня кучу мыслей о современной жизни, и книга известного израильского писателя Амоса Оза «Мой Михаэль». Вторую книгу мне навязали прочесть, так как он в сентябре будет в институте, но я вчитался, много интересного по технологии, по взглядам, по медленному внедрению в жизнь. Боюсь, что наша литература, прокатившись на этом поразительном семафоре сестер Кох, почти под куполом цирка, опять спускается к своим истокам и с каждым днем становится все более и более жреческой. Вот так мы и идем — как оборванные дервиши, в рваных плащах, под холодным звездным небом. И ведь иной доли нам не хочется, не хочется громкой судьбы, славы мелкой литературы. Десять присных вполне нас устраивает.

Как здоровье Сони? Я часто думаю о ней и понимаю, что при её деятельном характере болезнь для нее вдвое тяжелее.

Теперь последнее. Наш грант им. Анны Хавинсон я вручил нашей выпускнице — Лене Георгиевской. Девушка она взбаломошная, но внутренне очень честная и порядочная. Не уверен, что она напишет Вам письмо, но в памяти её Вы останетесь навсегда, и вообще мысль о том, что нам не дано ничего предугадать — очень точна, особенно по отношению к писателю. В отношении Лены — думаю, что деньги эти для литературы не пропадут. Что касается нашего друга, молодого рыцаря литературы, то деньги и диплом пока лежат в сейфе, я жду общества, людности, зависти со стороны его коллег, так что вручение будет в самом начале сентября. Тогда и напишу и Вам и что-нибудь в средства массовой информации.

Пока всё, дорогой Марк. Писатель любит писать о себе, и поэтому сообщаю, что сейчас передо мной расстилается поле последней главы моего романа — зал, где происходит защита дипломных работ…

Пока не напишу, дорогой Марк, ничего более не рассказываю. Обнимаю.

PS. Завтра в Московской Мэрии вручают премию имени Москвы Анатолию Королеву, нашему преподавателю. Его роман «Быть Босхом» печатался в «Знамени». Естественно, премию он получает с моей подачи.

Ваш С. ЕСИН

2 сентября, суббота. Всю неделю был такой ливень, что подвал затопило и воду пришлось откачивать. В условиях подводной лодки Витя натопил баню. Баня была сдобрена еще и арбузом — это продолжение дня рождения С.П. Глаз у меня потихонечку отходит, но я еще волнуюсь. Кажется, Витя Широков был прав: капаешь — пройдет через семь дней, не будешь капать — пройдет через неделю. До бани успел выкопать лук, и постричь половину участка. Цветы, которые меня так радовали, жухнут, поселок становится пустым и печальным.

3 сентября, воскресенье. Как нужна молодость, когда появились внутренняя свобода и ничего не может остановить фантазию. Молодость — это возможность работать с утра и до вечера. Днем опять полил дождь, так приятно лежать в теплой комнате под шум дождя и читать книгу. Душу точит червячок: надо бы начинать четвертую главу, но колеблюсь между острой сатирой и острой жалостью к происходящему и людям. Да и в чем конкретный конфликт? Как его выписать? Чтобы его выписать так, как я его впервые увидел, нужна такая злоба и такая энергия. Днем ходил к соседям, встретил Сашу, который уже вышел из больницы, теперь ему предстоит операция на сердце. Саша офицер ВД, только что ушедший на пенсию, рассказывает, что когда он пришел в ведомственную поликлинику, где он и грохнулся в обморок, его даже в госпиталь не хотели класть, отвезли в какую-то больницу. У нас, дескать, все забито молодыми, их надо лечить. Ощущение, что нынешнему поколению все пожилые люди мешают, скорее бы они ушли…