Галина Гудкова - Будут жить !

От Гали я узнала, что Савченко - кадровый командир. Рядовым красноармейцем сражался еще на Халхин-Голе и у озера Хасан. Потом артиллерийское училище. С первых дней Великой Отечественной бил гитлеровцев на Западном фронте, был тяжело ранен, направление в 77-й артполк получил после излечения.

- А вам говорили, кто у Червленой самолет из пушки сбил? - спросила Галя. - Нет? Один из бойцов Савченко, наводчик младший сержант Дмитриев. Его к ордену Отечественной войны представляют.

Узнать, что эти подвиги высоко оценены командованием, было радостно. Но с горечью думалось о тех, кто совершил подвиги, а наград не дождался...

Увидев меня у землянки политотдела, полковник Колобутин приподнял брови:

- Вы еще здесь? Напрасно. Собирайтесь - и в медсанбат, за Волгу!

Ответила как положено: "Есть в медсанбат!" - и отправилась за шинелью, за санитарной сумкой. Но тут фашистские бомбардировщики волна за волной пошли на переправы, отбомбившись только к вечеру. Я побоялась в темноте заблудиться и отложила уход до утра. А утром все переменилось...

* * *

Только-только брезжил рассвет, а небо уже набухало небывалым гулом. Выбравшись из земляной норы, облюбованной в качестве укрытия и места для ночлега, я увидела, что с запада наползают на нас, на город сплошные тучи вражеской авиации. Наблюдать такое еще не приходилось! И глаза не обманывали: действительно утром 2 сентября начинался самый сильный после 23 августа воздушный налет противника на город.

С гребня балки Глубокая было видно, как армады фашистских бомбардировщиков, сменяя одна другую, наваливаются на районы заводов "Баррикады", "Красный Октябрь", Тракторного, на жилые кварталы и на переправы. Весь Сталинград заволокло черным дымом. А тут фашистские самолеты обрушились и на передний край дивизии, и на балку Глубокая...

Появились раненые, я должна была оказать им помощь. И вопрос об отправлении в медсанбат сам собою отпал. Несколько раз сталкивалась я с Колобутиным, но он ни разу не напомнил о вчерашнем приказе.

Вскоре в штаб пришло сообщение, что враг атакует по всему фронту армии на рубежах Старо-Дубровка - Елхи - Ивановка. Малочисленные части дивизии, получившей за ночь всего 500 человек пополнения, были атакованы силами пехотного полка полного состава, поддержанного танками. Мы же танков не имели, а артиллерия по-прежнему располагала единственной батареей полковых пушек - все той же батареей Савченко.

И все же 2 сентября дивизия выстояла, не позволила гитлеровцам овладеть хутором Елхи.

Готовя раненых к отправке в медсанбат, узнали от шоферов, что он переброшен из Бекетовки не на левый берег Волги, а на один из волжских островов - остров Сарпинский.

- Это что! - говорили шоферы медсанбата. - На остров перебраться ночью ничего не стоило. А вот когда из балки Донская Царица пробивались, тогда досталось. По машинам раза три из пулеметов садили!

Я поинтересовалась, не пострадал ли кто-нибудь из моих товарищей, и обрадовалась, услышав, что жертв среди врачей, фельдшеров и остального медперсонала нет.

Двое суток, с 3 по 5 сентября, дивизия продолжала неравный бой за Елхи. Хутор дважды переходил из рук в руки. Утро 5 сентября тоже началось атаками фашистов, и к 14 часам положение резко ухудшилось. Полковник Колобутин попросил комиссара дивизии И. В. Шуршу и начальника политотдела дивизии А. С. Киселева воодушевить бойцов, добиться перелома в ходе боя. Те ушли на передний край.

Через три часа в штаб дивизии сообщили, что успешной контратакой враг выбит из хутора. Позднее стало известно, что в решительную контратаку вели командиров и солдат именно Шурша и Киселев. Оба погибли, но перелома в ходе боя добились.

К исходу 5 сентября бои под Елхами затихли. Теперь противник яростно атаковал на других участках. На девятые сутки непрерывного сражения, 12 сентября, враг сумел прорваться к Волге в районе села Купоросного, отрезав 64-ю армию от 62-й. Но ценой каких потерь добился враг этого успеха, последнего своего успеха на юго-западном участке обороны Сталинграда! Десятки танков, догорев, остались в степи, десятки бронетранспортеров, сотни автомашин и многие, многие тысячи фашистских солдат...

Смещение боев в район Купоросного позволило дивизии и приданной ей 65-й морской стрелковой бригаде улучшить позиции и пополниться. В дивизию влился сводный курсантский полк. На его основе возродили 128-й стрелковый полк дивизии. Поступало в большом количестве новое вооружение. Прибывали новые командиры батальонов и рот. На должности командиров взводов выдвигались хорошо показавшие себя в бою младшие командиры и даже рядовые красноармейцы... Но в те же дни сменилось руководство дивизии. Анатолия Ивановича Колобутина отозвали в Москву. Говорили, ему предстоит принять командование другой, недавно сформированной дивизией. В штаб армии был отозван и стал там работать начальник штаба дивизии Д. С. Цалай. А Колобутина сменил подполковник А. И. Лосев, прежде командовавший бригадой морской пехоты. Начальником штаба у Лосева стал майор Г. К. Володкин.

Перед отъездом полковник Колобутин собрал находившихся на КП товарищей, поблагодарил за службу, пожелал успешных боев. Уехал, а точнее говоря, ушел Колобутин из дивизии уже к вечеру: разъезжать по степи на машине, пока не стемнеет, не приходилось из-за висевших в воздухе истребителей и бомбардировщиков врага.

* * *

Недолго оставалась на КП дивизии и я. День, когда получила новое назначение, помню очень ясно. Утром, ранним и холодным, разбудил голос штабного почтальона:

- Товарищ военврач, письмо!

Приподняв край плащ-палатки, заменявший в землянке дверь, почтальон подал измятый конверт. Это была первая весточка из дому, полученная после летних боев. Я обрадовалась, но увидела, что номер полевой почты и фамилия выведены каллиграфическим почерком отца, и забеспокоилась: прежде все подписывала мама. Поспешно разорвала конверт, вытащила сложенный вчетверо тетрадочный лист, натолкнулась взглядом на слова "...схоронил вчера".

Почему я сразу поняла, что отец сообщает о смерти мамы? Ведь она никогда прежде не жаловалась на недомогание и если беспокоилась о чьем-то здоровье, так это о моем! Отец писал, что у мамы случился внезапный приступ аппендицита, вызванный врач ошибся в диагнозе, а, когда наконец спохватились и положили больную на операционный стол, было уже поздно.

Уткнувшись лицом в санитарную сумку, служившую подушкой, я рыдала от сознания чудовищной нелепости случившегося, от невозможности что-либо изменить.

...Мама моя! Она росла без отца, кроме нее, у бабушки было еще одиннадцать детей, все с малолетства занимались тяжелым, изнуряющим трудом. Не принесло маме избавления от нищеты и замужество: хатенка в витебской деревушке Киреево кособочила, ветер трепал соломенную крышу, заваливал хилый плетень...