Анвар Исмагилов - Люди былой империи (сборник)

Через два месяца котёнок превратился в хорошо сложенного, довольно крупного кошака. При ходьбе по спине перекатывались упругие мускулы, грудь выпирала вперёд, лапы были толстые и мощные. И вот Фиштейну пришла в голову фантазия прогуливать шкодливого и упрямого Циркуля по берегу: меньше будет дурной энергии, объяснял Игорь Абрамович. Как на грех, до этого Циркуль никуда из комнаты не выходил, даже в длинный коридор.

Мы положили его в противогазную сумку и понесли к морю. Был тёплый вечер. Мы перелезли через забор, открыли сумку и выпустили Циркуля на волю. Прямо перед ним плескалось Чёрное море. На песчаном пляже дрожали ветвями высокие кусты ольховника. С моря дул свежий ветер. Циркуль замер, шерсть на горбатой спине встала дыбом, уши легли вдоль туловища. Издав дикий вопль, кот подпрыгнул и пропал!

Через полчаса мы с трудом разыскали его в ольховнике. В руки кот не давался, выл, царапался и орал, не переставая. Пришлось накрыть его сумкой, сквозь брезент запихать внутрь и отнести в чертёжную. Там он, казалось, успокоился, даже пытался попить из блюдечка, но, увидев своё отражение в зеркале, взвыл и начал носиться по комнате, сшибая всё на своём горьком пути. Мы ничего не могли понять. Послали за Шурой-доктором. Басаврюк пришёл, дымя сигаретой и щуря левый глаз. Схватил пробегавшего мимо Циркуля. Кот неожиданно успокоился и, мелко дрожа, прижался к Шуре. Зрачки у Циркуля занимали всю площадь глазниц. Шура посмотрел ему в глаза, выпустил на пол. Мы рассказали, как было дело.

– Эх вы, – печально сказал Басаврюк, – угробили кота!

– Как это угробили?

– Вы что, не видите, что он с ума сошёл? Всё, труба, крыша поехала.

Мы не могли поверить. Шура объяснил, что просидевший два месяца в маленькой комнате кот считал мир существующим только в видимом ему объёме. Попав на огромный плоский берег, увидев ревущее море, Циркуль от страха сошёл с ума. Очень просто.

Шура забрал его в санчасть. Через час мы хоронили усыплённого кота на том же берегу. Фиштейн, растивший Циркуля с младых ногтей, был потрясён. Огладив холмик песка руками, он поднялся с колен, закрыл лицо руками и пошёл прочь. Мы его не останавливали.

Лазаретная любовь

В лазарете хорошо. Спишь, сколько сможешь, кормят по-флотски, вкусно и много. Всё заживает на мне как на собаке, только непрерывно ноют обмороженные уши и руки. Пальцы греют в парафиновых ванночках. Кожа с головы в некоторых местах слезла.

Медсестра Юля красива, как Венера Боттичелли. По вечерам я прихожу к ней в процедурную, сажусь за стеклянный столик, укладываю покрасивее на груди раненые руки. Она смотрит прямо мне в глаза, медленно-медленно улыбается, до того, что я краснею и чувствую, как сердце обрывается и неровно прыгает в груди. Во рту сухо, как в пустыне Такла-Макан. Она наливает мне чаю в белую керамическую чашку, наклоняясь над столиком, и в декольте белого халата, туго обтянувшего талию и бедра, я вижу две полных нежных груди в белых кружевных чашечках, обнажённые почти до самых сосков. Я не могу оторвать глаз, почти парализованный этим зрелищем, а она опять усмехается, не торопясь одёргивает халат и грудным крещендо произносит:

– Ну-у-у, что же мы молчим? Расскажи ещё что-нибудь, ты же у нас артист.

– О чём? – глупо переспрашиваю я. – Уже вроде всё рассказал.

– О девочках. У тебя есть кто-нибудь? – И усмехается проницательно. – А? Ну что же ты молчишь, мне скучно! Уйду сейчас, и сиди себе в палате.

– Нет у меня никого. – И неожиданно добавляю: – Кроме тебя. Юля машет на меня смуглой рукой, рассыпая из ложечки глюкозу.

Мы её добавляем в чай вместо сахара. Она неудержимо смеётся, встаёт, подходит ко мне, обнимает, гладит по голове, прижимает к своей небесной груди, целует в лоб и щеки, и я от счастья говорю ей прямо в горячие губы:

– Юля, я тебя люблю больше всего на свете, ты моя царевна-Лебедь! Выходи за меня замуж, душа моя!

Она вздрагивает и выпускает меня из объятий:

– Эх ты, всё испортил! Дур-рак ты! Ну ты и дура-ак…

– Почему, Юля, что случилось? Что я не так сказал?

– Отстань от меня! – Она вспыхивает, ходит по процедурной, захлопывает раскрытый журнал назначений, закрывает распахнутую дверцу стеклянного шкафа, подходит к чайнику и машинально включает его в сеть. – Тоже мне, жених. Ты на себя-то посмотри, зелень подкильная!

– Ну извини меня, я не то сказал, наверное. Извини, душа моя. – Я притягиваю её к себе и прижимаюсь щекой к тёплому упругому животу.

Она постепенно смягчается. Садится опять за стол напротив меня, ласково похлопывает по колену:

– Дурачок ты, молодой ещё.

Ей двадцать восемь, и в Ново-Озёрном она не даёт никому. Она приехала из Красноярска – и что делает в этом Богом забытом месте – никто не знает. Она невероятно красива и по-своему, по-женски, умна. Фигура у Юли крупная, но лёгкая, талия тонкая при полных индийских бёдрах, зубы сияют, хотя и несколько великоваты, ручки маленькиеи нежные (именно ручки, как уцарицы, «цалом рончцы пани»; Юля Мрачковская – наполовину полька). Смеётся она так, что рядом вырастают цветы. Когда я читаю стихи, она закрывает глаза и почему-то гуляет по губам розовым языком, словно дразнит меня. Это о ней писал гений:

Нет на свете царицы краше польской девицы.Весела – что котёнок у печки,И как роза румяна, а бела, что сметана;Очи светятся, будто две свечки!

Через минуту мы обнимаем друг друга и успокоенно смыкаем уста. У меня кружится голова, в закрытых глазах плавают фиолетовые облака, в руках тёплая дрожь и волшебные Юлины груди… Раздаётся оглушительный хлопок.

Я, как при выстреле, кидаюсь по привычке на пол, прикрывая Юлю своим телом. Она, лёжа на спине, изумлённо оглядывается по сторонам.

– Так твою так, – кричит Юля, – казённый чайник спалили!

И ослепительно, поцелуйно смеётся.

Сквозь крашеный суриком пол прорастают тюльпаны.

Приказ по Крымской ВМБ:

«В/ч 92784.

Поселок Ново-Озёрный.

14 января 197… года.

13 января с.г. при выполнении поставленной учебно-боевой задачи по открытию боносетевого заграждения на внешнем рейде Донузлава произошло ЧП, в результате которого марсовые БСП старший матрос Михайлов, матросы Гарифуллин и Саламов оказались в воде. Матрос Саламов в результате неправильных действий экипажа буксира «Грозный», приписанного к порту Поповка, в течение двадцати шести минут находился в состоянии нулевой плавучести, получив обморожение и травмы средней тяжести. Старший матрос Михайлов был извлечён из воды экипажем буксира «Грозный». Матрос Гарифуллин, проявив стойкость и мужество, совершил все необходимые действия для спасения своего товарища.