Владимир Липилин - Крылов

И Крылов воспользовался столь искренним предложением в полную меру. Пролетевший одним мгновением, казалось, год был буквально насыщен ежедневным узнаванием, как возводится корабль.

Талант разглядел таланта, богатырь сошелся с богатырем. Они вместе сидели в чертежной, ползали на разметке, «глухарили» в трюме, керновали, зенковали, обрубали, точили и после такой работы в удовольствие возвращались к прямым своим обязанностям: Титов к управлению верфью, Крылов к первому своему труду в области кораблестроения – «Расчету башни броненосца «Император Николай I».

Наверняка под обаянием личности Титова, его неожиданных инженерных решений, принимаемых подчас на месте действия, но оттого нисколько не терявших точности и оригинальности, мичман Крылов принял решение поступать на кораблестроительное отделение Морской академии. Мало того, отношение Титова к большим и мелким вопросам создания корабля оказало прямое влияние на формирование научно-технического мировоззрения будущего академика. В одном из своих выступлений в 40-х годах А.Н. Крылов сказал, что за последние 50 лет «судостроение преобразовалось из искусства в строгую точную науку». Развивая мысль академика, его ученик, также ставший академиком на ниве кораблестроения, Ю.А. Шиманский говорил, что это определение «в значительной степени обязано именно самому А.Н. Крылову, который в своих многих оригинальных и классических трудах широко применял средства строгого математического анализа к решению практических задач, возникавших в процессе бурного развития техники судостроения в течение этого периода времени, создавая тем самым научный фундамент, на котором базируется современное судостроение».

Дружба и сотрудничество между Титовым и Крыловым не прекратились с окончанием стажировки. Напротив, они становились теснее и плодотворнее хотя бы по причине обратной отдачи. По заданию Титова мичман Крылов производил расчеты тех или иных корабельных узлов и конструкций. «По окончании расчета, – писал академик, – он открывал ящик своего письменного стола, вынимал эскиз и говорил:

– Да, мичман, твои формулы верные: видишь, я размеры назначил на глаз – сходятся.

Лишь восемнадцать лет спустя, занимая самую высокую должность по кораблестроению, я оценил истинное значение этих слов Титова. Настоящий инженер должен верить своему глазу больше, чем любой формуле; он должен помнить слова натуралиста и философа Гекели: «Математика, подобно жернову, перемалывает то, что под него засыпают», – и вот на эту-то засыпку прежде всего инженер и должен смотреть».

Тогда, в общении с выдающимся русским судостроителем, зародился и принцип, осуществляемый академиком Крыловым в продолжение всей творческой жизни. Суть этого принципа в том, чтобы здравый смысл не заслонялся и не был бы жертвой, отвлеченной от насущности так называемой «чистой» науки.

Особое развитие этот принцип нашел у Крылова в педагогике, в подготовке специалистов с высшим образованием. Со свойственным ему юмором, перефразируя лесковское назидание Левше, вложенное в уста атамана Платова, русский ученый говорил и писал, обращаясь к коллегам и студентам: «Не учите много, не учите мало, а учите средственно». Стремление как можно больше дать, вбить в голову студента знаний ведет, по мнению академика, к перенасыщению этими знаниями, к невосприятию и неусвоению их. «Сдав такой зачет или экзамен, – писал Крылов, – студент стремится как можно скорее «освободить голову» для сдачи зачета или экзамена по следующему предмету, ибо человеческая способность усвояемости не бесконечная, а ограниченная».

«Учить показом, а не рассказом» – вот в чем он видел основу формирования специалиста. Навести студента, используя природные способности, к выбору его будущей деятельности, а не вдалбливать ему курс за курсом в полном объеме, на изучение которого сам обучающий затратил не одно десятилетие».

Убедительный показ, произведенный Титовым, перенацелил Крылова. Поступление в Морскую академию приобрело совершенно другую основу: из желания достигнуть сугубо личных знаний теперь Крылов преследовал цель, как «средственно» обучить других для того, чтобы строить корабли, мосты, туннели и многое-многое другое.

В сентябре 1888 года мичман Крылов был зачислен слушателем кораблестроительного отделения Морской академии. Осенью 1890 года после выпускных экзаменов в его личном деле появилась запись: «Конференция Николаевской Морской академии свидетельствует, что мичман Алексей Николаевич Крылов окончил курс по кораблестроительному отделению по I разряду и записан на мраморную доску».

Самостоятельно освоенные до поступления в академию такие дисциплины, как математика, общая физика, теоретическая механика позволили слушателю Крылову не только «легко следить за читаемыми курсами, но и, как отмечал он сам, относиться к ним критически». Весьма характерен в этом смысле эпизод с профессором Краевичем, известным автором учебника физики для гимназий, которому Крылов сдавал экзамен по термодинамике. Профессор предложил слушателю вопрос об абсолютной температуре. Даже начало ответа было столь глубоким, что экзаменатор, перебив экзаменующегося, сказал:

– Мне стыдно вас экзаменовать – мы стоим на одной ступени развития.

Естественно, формальности ради на испытательном листе появился неизменный балл – «12».

Нечто аналогичное происходило и на встречах с другими преподавателями, а с профессором А.Н. Коркиным на обожествляемой обоими математике встречи эти превращались в диспуты равноправных коллег.

Естественно, коллеги освобождали слушателя от обязательных занятий. Крылов занимал «окна» прослушиванием лекций на гидрографическом и механическом факультетах. Кроме того, магнитом притягивал к себе маленький кабинетик на верфи, где кудесничал над кораблями Титов. Каждый визит к нему не обходился без толики «средственных» познаний.

Конечно, блестяще закончившему курс слушателю было предложено остаться в академии для подготовки к профессорскому званию. Предложение об этом конференции академии внес заслуженный ее профессор Коркин, видевший в мичмане Крылове своего восприемника.

Одновременно, как мы уже знаем, по «протекции» адмирала К.И. Ермолаева ставший штабс-капитаном Крылов вместо отделенного командира в 4-й роте Морского 48 училища стал его преподавателем. Правда, и в академии и в училище он на целый год остался как бы за штатом: пока бюрократическая машина морского ведомства «обкатывала» в канцеляриях приказ о назначении, преподавательские часы были распределены. Волею бюрократического случая Крылов оказался на весь учебный год запасным, или подменным, лектором на случай болезни основного.