Альбер Камю - Записные книжки. Март 1951 – декабрь 1959

Делос. Изображения львов и быков повсюду на этом острове животных, потому что кроме них есть и змеи (…), и крупные ящерицы, у которых тело темное, а хвост и голова светло-зеленые, и дельфины на мозаиках. Мрамор, из которого сделаны львы, так изъеден, изрыт под воздействием воды и ветра, что стал похож на каменную соль, и вид у львов немного призрачный: кажется, что они растворятся от первого же дождя. Кроме того, этот остров львов и быков покрыт потемневшими хрупкими останками, и среди этих останков-руин попадаются замечательные в своей свежести находки (мозаика «Отдыхающий Дионис»).

Остров руин, но и цветов тоже (маки, вьюнки, левкои, астры). Остров изувеченных богов из музея (небольшой курос). В полдень поднялись на вершину Кинфа – вокруг заливы и бухты, свет, преобладание красного и белого; кольцо Киклад медленно вращается вокруг Делоса в своеобразном танце на месте, среди сияющего моря. Этот мирок островов, такой тесный и в то же время обширный, представляется мне сердцем всего мира. И в самой сердцевине этого сердца возвышается Делос и та вершина, на которой я стою и с которой оглядываю освещенное безукоризненно чистым светом идеальное кольцо – границу моего царства.

Спустя какое-то время возвращаюсь к шлюпке, на причале прелестная, очень просто одетая девушка-гречанка. Отчаливая, машу ей на прощанье рукой, и она сразу же с очаровательной улыбкой машет мне в ответ. Добравшись до яхты, раздеваюсь и ныряю в прозрачную зеленоватую воду. Вода ледяная, и, сделав несколько гребков, я вылезаю. Идем обратно на Миконос. Чувство бесконечной свободы рождается от этого плавания по морю взад-вперед, от одного острова к другому. Причем свобода эта ни в коей степени не становится ограниченной от того, что сам мир островов имеет пределы. Наоборот, в их кольце свобода ликует. Ведь свобода для меня не в том, чтобы прорвать это кольцо и взять курс на Суматру, а в самом бесконечном переплывании от пустынного острова к поросшему деревьями, от скалистого к цветущему.

Прибыв на Миконос, идем за покупками. Ночью город мне больше понравился. Вновь выходим в море уже довольно поздно. Смутная печаль, похожая на ту, какая бывает от любви, при виде Делоса и Кинфа, понемногу скрывающихся за Ринией. Со мной такое впервые: покидаю землю, которую полюбил, с тяжелым чувством, будто больше ее не увижу в этой жизни. Сердце ноет. Вновь меняющиеся цвета моря и островов. (…) паруса, которые мягко похлопывают от слабого ветра. Не успеваем мы вкусить покоя, воспаряющего от моря к небу, с которого льются последние капли света, как из-за скалистого островка выплывает луна. Она быстро взмывает в небо, и вскоре вся водная гладь освещается. До полуночи смотрю я на эту луну, прислушиваюсь к парусам, внутренне следую биению волн о борт судна. Вольная жизнь моря, счастливые дни. Здесь все забывается и все начинается снова. Чудесные дни, проведенные на воде, в порхании средь островов с их цветами и колоннами, в этом неустанном свете, – я храню их привкус, они в моем сердце, второе в жизни откровение, второе рождение…

Утром – крепкий ветер, паруса хлопают, ход убыстряется, мы мчим к Пирею в шуме воды и скрипе снастей. Световой дождь, чьи крупные капли упруго скачут по поверхности утреннего моря. Я в отчаянии от того, что покидаю архипелаг, но даже само это отчаяние благотворно.

13 мая

Когда сейчас в Афинах перед отъездом я оглядываю эти двадцать дней поездок по Греции, они видятся мне одним неиссякаемым источником света, который я буду хранить в средоточии моей жизни. Греция теперь для меня – это один длинный сверкающий день, за который я успеваю побывать везде, и это также огромный остров, сплошь в красных цветах и искалеченных статуях богов, неутомимо дрейфующий в светоносном море под прозрачным небом. Удержать этот свет, вернуться, не поддаваться больше тьме дней…

14 мая

Отплываем на Эгину. Море спокойное. Голубое теплое море. Небольшой порт. Каики. Восхождение на Афайю. Три храма, образующие висящий в воздухе голубой треугольник: Парфенон, Сунион, Афайя. Дремлю на ступенях храма в тени колонн. Долго купаемся в Айя Марина, в уютной теплой бухточке. Вечером в порту продают крупные, с дурманящим запахом лилии. Эгина – остров лилий. Возвращаемся. Солнце садится, прячется в облака, превращается сначала в золоченый веер, затем в огромное колесо, испускающее ослепительные лучи. И снова остаются дрейфовать острова, которые я покидаю теперь уже окончательно. Глупо, но хочется плакать.

Вечером Варигерес и китайский театр теней.

16 мая

Отъезд в Париж, с тяжелым сердцем.

Роман. Он смотрел на сверкающий в ослепительном солнце снаряд, в котором был спрятан мотор. И вновь в нем начала проклевываться, безотчетно журчать ручейком та таинственная радость. То была радость Делоса, круговое движение, красное и белое, вращающееся кольцо. В самолете, который потерял управление и теперь пикировал в сторону моря, над едва показавшимися всходами, жизнь начиналась сначала, неотличимая от близкой смерти.

6 ноября 56 г.

Перед лицом постоянной угрозы всеобщего уничтожения в войне – а, значит, отсутствия будущего – какие моральные принципы могут позволить нам жить только в настоящем? Честь и свобода.

Я из тех, кого Паскаль потрясает, но не переубеждает.

Паскаль – величайший из всех, и вчера, и сегодня.

Джорджоне – художник музыкантов. Его сюжеты, сама его живопись, текучая, без четких контуров, длящаяся, придающая женственность всему, особенно мужчинам. Сладострастие несовместимо с сухостью.

Венеция в августе, стаи туристов, слетающихся вместе с голубями на площадь Св. Марка, поклевывают впечатления, обеспечивая себе приятный отпуск и круги под глазами.

Урбино. Все эти маленькие городки – наглухо закрытые, строгие, молчаливые, ревниво охраняющие свое совершенство. В окружении суровых стен равнодушные персонажи «Бичевания» вечно ждут, расположившись напротив ангелов и высокомерной мадонны кисти делла Франческа. Сан-Сеполькро. Христос воскрес. И вот, уже выйдя из гроба, он стоит рядом в позе несгибаемого борца. Еще несколько фресок Пьеро делла Франческа. Долина Сан-Сеполькро, куда хорошо возвращаться под конец жизни. Просторная, ровная, под спокойным небом, она словно хранит тайну.

Вновь возвращаюсь к морю, теплому и ласковому.

Вес Св. Креста. Мадонна дель Парто.

Под конец моей жизни я бы хотел вернуться на эту дорогу, что ведет в долину Сан-Сеполькро, не спеша пройти по ней, спуститься в долину, глядя по сторонам на хрупкие оливковые деревья и стройные кипарисы, подыскать себе дом с толстыми стенами, хранящими прохладу, а в нем – простую комнату с узким окном, в которое я мог бы смотреть на то, как в долину спускается вечер. Я хотел бы побывать еще раз в саду Прато в Ареццо и как-нибудь вечером пройти по крепостной стене, как это делали часовые, и смотреть на несравненный этот край, погружающийся в ночь. Я хотел бы… Всегда и везде во мне это желание остаться в одиночестве, непонятное мне самому, точно предвестие смерти, которой всегда сопутствует стремление сосредоточиться.