Павел Дыбенко - Из недр царского флота к Великому Октябрю

Сидя на своем кораблишке, трудно было разобраться во всей веренице слухов, разговоров и предположений. Одна мечта увлекала и опьяняла: хорошо бы весной, когда все оживет, когда воды заливов освободятся от льдов, ринуться в бой, на борьбу с вековой кабалой...

Весна близилась. Атмосфера все больше и больше сгущалась. Все кругом дышало надвигающейся революцией.

Февральский переворот

Выглянули первые яркие лучи весеннего солнца. Серебрившийся снежный покров быстро начал чернеть. Путь от кораблей на берег покрылся мостками. Флот готовился к третьей военной кампании. На кораблях как-то все затихло, смолкло. Потянулись мрачные, суровые дни. Дисциплина усилилась. Отпуска на берег прекращены. Редкий пешеход с корабля скользит на берег по проложенным длинным мостикам. В городе заметно усилились полицейские заставы, усилены патрули. После 9 часов вечера город погружался во мрак. Только силуэты полицейских да воинские патрули медленно двигались по пустынным улицам. Кофейни и знаменитые гельсингфорсские "Карпаты" опустели.

Вечером 23 февраля еду по делам службы в Петроград. На пути следования ранее оживленные маленькие финляндские станции с замысловатыми, трудно выговариваемыми названиями как-то замерли, опустели. На дебаркадерах, где раньше шумной толпой неслась к поезду публика, медленно шагают один - два жандарма. Поезд на всем пути следования полупустой. Непонятна обстановка. Во всем резкая перемена. Как-то инстинктивно тянет скорее в Петроград.

Поезд быстро несется вперед. Последняя остановка. Промелькнул Белый Остров, и поезд приближается к городу. Сидящие в вагоне матросы, прильнув к окну, силились что-то рассмотреть в окружающей обстановке. Но кругом было пусто. Лишь яркие солнечные лучи, как бы изголодавшиеся, поедали снежный покров. Резко пронесся свисток паровоза, и через две - три минуты поезд остановился у дебаркадера Финляндского вокзала. Вокзал пуст. Кругом гробовая тишина. Быстро озираясь, проходим через вокзал, охраняемый усиленными патрулями жандармов и конных городовых. Мелькает мысль, можно ли пройти в город. Тут же спрашиваем у городового, В ответ: "Куда?"

- К Невскому.

- Нельзя.

На мостах и тропинках, ведущих через Неву, усиленные заставы городовых и солдат. В центр города никого не пропускают. Спешу к знакомым на Выборгскую. При входе в квартиру - несколько изумленные взоры и возглас:

- Как! Пропустили из Финляндии? Матросы идут на поддержку?

Ничего не понимаю.

- Скажите в чем дело?

Лица знакомых несколько омрачаются и недоумевающе спрашивают:

- Как, неужели не знаете? Ведь в Петрограде началось восстание революция. Вчера на Невском жандармы пытались разогнать демонстрацию голодных рабочих и женщин, но ничего не могли сделать. На помощь жандармам были посланы казаки. Те проехали по улицам, но никого из демонстрантов не тронули. Перед рабочими-демонстрантами на Невском выступил с речью студент. Жандармский офицер пытался его зарубить, но казаки и рабочие не дали. По городу запрещено ходить без разрешения. Везде по улицам расставлены войска, казаки и жандармы, но рабочие прорываются через заставы и проникают на Невский и Литейный. Сегодня вновь ожидается массовое выступление рабочих и солдат. Говорят, что с фронта идут войска. В Кронштадте тоже началось восстание...

Все это так быстро передавалось и было так неожиданно, что сразу было трудно разобраться. Но возбужденное и одновременно радостное настроение передававшего говорило о том, что рабочие, начав борьбу против подгнившего царизма и шайки царских грабителей, не отступят, не добившись победы.

- Хорошо, дайте умыться, через час я кое-что узнаю более детально от своих друзей, если сумею к ним пробраться.

Но не прошло и получаса, как послышалась ружейная стрельба. По улице промчались два грузовых автомобиля с вооруженными рабочими, студентами, женщинами. Стрельбой полицейских автомобили были остановлены. На автомобиле падает раненая женщина. Остальное быстро выскакивают, прячутся за автомобиль и начинают отстреливаться. Кто-то около автомобиля возится с пулеметом. Подбегаю, схватываю пулемет и открываю стрельбу по полицейским. А из-за заборов и угла улицы в полицейских летят камни и поленья. Через несколько минут полицейские сдаются. Двое из них убиты. Ко мне обращается студент:

- Вот хорошо, вы, конечно, с нами поедете, не правда ли?

- Да, я с вами. Но скажите, что творится в городе?

- В городе восстание. Есть сведения, что присоединился Волынский полк и выступил на улицу.

Едем в Московский полк. Подъезжаем к казармам. Около казарм стоят грузовые автомобили с красными флагами. Полк колеблется. После кратких переговоров полк переходит на сторону восставших.

Революция началась... Судорожно сжималось сердце при мысли: как хорошо было бы теперь бросить хотя один отряд моряков в Петроград! Началось ли восстание во флоте? Ведь никто ничего не знал! Кто руководит восстанием? К кому обращаться? На эти вопросы никто в эти минуты не дал бы ответа. Народ поднялся стихийно, без руководства, без указаний и управления. Петроград объят пламенем восстания. На улицах льется кровь. Воздвигаются одни за другими баррикады.

Не забыть этой первой ночи, когда все восставшие, объятые пламенным восторгом, сметали устои царского престола! Они не знали преград и не оглядывались назад. Толпы восставших с каждой минутой все ширились и росли. Квартал за кварталом переходил в их руки. Для них не было ночи. Они были на улицах, в борьбе. Стихийно вырастали штабы, лазареты, перевязочные пункты, скорая помощь, питательные пункты. Появились отряды красных сестер милосердия: это работницы и студентки под градом пуль поспешно подбирают убитых, раненых. Они кормят голодных, подносят патроны и сами идут в бой.

Выборгская сторона целиком в руках восставших.

Далеко за полночь, после освобождения Тучкова моста от жандармов, с поручениями от Выборгской стороны еду в Таврический: там, говорят, главный штаб, еду связаться, доставить донесения и получить указания. Но увы! В Таврическом полная неразбериха. К утру, уже выбившись из сил, мертвецки уснул на перевязочном пункте Выборгской стороны. Проснулся около 12 часов. Возле дома шла усиленная трескотня. Засевшие на чердаке полицейские и один священник отстреливались из пулемета и винтовки.

Остаток дня ушел на борьбу с полицейскими засадами. Многие полицейские засели на колокольнях церквей и оттуда расстреливали восставших рабочих из пулеметов. Вечер и ночь были богаты разнообразными впечатлениями: во многих местах Петрограда красные огненные языки уничтожили документы полицейских участков и сыскных отделений. В Таврический ежеминутно тащили жандармов, полицейских, попов, сопротивлявшихся офицеров. Из уст в уста передавалась весть об аресте Протопопова и Штюрмера{9}.