Юрий Воробьевский - Неизвестный Гитлер
Примечательно, что Бакунин спорил, лежа на диване. Его с детства отличали неспособность к систематическому труду и патологическая лень. Эти качества часто превращают человека в болтуна. Сама жизнь такого субъекта и его самовыражение выражаются только в говорении. Это нескончаемое говорение настолько противоположно аскетической практике христианского безмолвия, что в нем можно увидеть признак духовного поражения. Не защищенный молитвенным молчанием человек моментально принимает роящиеся прилоги, различные искушения и сразу, не разобравшись, материализует их в очередную фразу. Происхождение прилогов православной традиции понятно. Поэтому неудивительно, что фразы эти нередко становятся революционными и богоборческими. В определенных условиях талантливый болтун может превратиться в опасного революционера. Таким был Бакунин, таким был и Гитлер.
Именно Бакунин во многом послужил прототипом для создания вагнеровского образа Зигфрида. Того самого «анархиста» Зигфрида, который в щепки разобьет копье Вотана с записанными на нем божественными договорами…
Именно в то безумное время прозвучало: призрак бродит по Европе, призрак коммунизма… На улицах Дрездена запахло то ли порохом, то ли серой. Зигфрид вскочил с дивана и засуетился на баррикадах. Придворный капельмейстер Вагнер также был не только наблюдателем изгнания своего короля. Он стал активным участником революционных событий. Позже во избежание ареста композитор по подложному паспорту бежал в Швейцарию. Бакунин был арестован, приговорен к повешению, но масонские связи спасли его.
– Как же вы сумели бежать, когда даже Бакунин попался? – спрашивали Вагнера.
– У него, видимо, не было такого опыта бегства от кредиторов, – отвечал композитор.
В период своей относительной бедности (до того, как неоценимые услуги оказал ему король Баварии) Вагнер высокопарно пророчествовал: «Да, скоро старый мир падет во прах, и новый мир восстанет из его обломков, ибо Великая Богиня Революции спешит на крыльях бури с главой, осененной ореолом из молний, с мечом в одной руке и с факелом в другой; взор ее мрачен, гневен, вид ее леденит кровь…»
Вагнер прямо-таки цитирует и Энгельса (тот писал, что все сущее достойно гибели), и «Интернационал» («Весь мир насилья мы разрушим до основанья…»): «Все, что живет, должно исчезнуть, это – вечный закон природы, условие жизни, и я, вечная разрушительница, исполню этот закон и создам новую жизнь. Я разрушу до основания этот порядок вещей…» Так в явном упоении смертью пишет он, словно одержимый революцией.
А что же наш Зигфрид? Александр Амфитеатров, впрочем, сравнивал его с Фаустом: «Есть люди, для кого всякое настоящее мира тесно, как тюрьма. Бакунин… Буйство фантазии и неукротимый энтузиазм убеждения громоздят перед ним видение международной анархии, идеал безгосударственного свободного, индивидуального самоуправления, апокалипсис человека, восторжествовавшего над проклятием первородного греха, победившего рабский труд в поте лица, упразднившего тернии и волчцы, насмешливо обещанные человеку вместо хлеба. Бакунин – это Фауст революции, строя новый мир разрушением старого, он шел все вперед и вперед, пока не встретил на пути роковую соперницу своему смерчу – еще более могущественную обновительницу мира, еще более неукротимую строительницу разрушением – Смерть» (Цит по: [38]).Трон Монсальвата
Меж тем предвыборные митинги продолжались. На выступлениях Гитлера – всегда аншлаг. Многотысячные толпы поражены одним новшеством. Постоянными перелетами фюрера на самолете. «Гитлер над Германией!» – двусмысленный лозунг нацистской пропаганды впечатлял [16] . Фюрер спускался с небес на грешную землю как избавитель.
Гиммлер был настолько уверен в успехе на выборах, что отдал приказ по СС ограничить потребление спиртного в дни победных торжеств. Однако результаты отчасти разочаровали. В борьбе за кресло рейхспрезидента Гитлер уступил Гинденбургу.
На выборах в рейхстаг национал-социалисты также не набрали ожидаемого числа голосов. Они не могли прийти к парламентской власти. Все зависело от альянса. В результате Гитлера поддержали… коммунисты. Те самые коммунисты, с которыми штурмовики уже не первый год вели кровавые уличные бои [17] .
На высшем уровне германской политики все было не так, как на шумных и бескомпромиссных улицах. Здесь продолжались тихие сговоры и составлялись странные альянсы. «30 января 1933 года незадолго перед полуднем Гитлера срочно вызвали в канцелярию президента… В отеле «Кайзерхоф», располагавшемся напротив канцелярии, в мучительном ожидании у окна застыли трое: Геринг, Геббельс и Рем. Глава штурмовиков не отрывался от бинокля, наведенного на противоположную сторону улицы. Он должен был определить по выражению лица Гитлера, как позже скажет Геббельс, – «произошло ли чудо».
Спустя всего несколько минут после полудня в дверях появился Гитлер, сияющий от счастья. Его глаза, отметил будущий министр пропаганды, были «полны слез» [32].
Мизансцены следовали одна за другой. Горел рейхстаг. Почтительно наклонив голову, Гитлер приветствовал президента Гинденбурга – словно Парсифаль старого короля Амфортаса. Занимал кабинет рейхсканцлера – будто трон в Монсальвате. О, какое это было наслаждение – сесть за стол и взять в руки письменные принадлежности самого Бисмарка!
С семи вечера до полуночи через Бранденбургские ворота к имперской канцелярии шли колонны с зажженными факелами.
25 тысяч человек приветствовали нового рейсхканцлера. Торжествующий, он стоял у открытого окна.
Но ни прожекторы, ни кинокамеры не были нацелены на одно из соседних окон, откуда на шествие взирал Гинденбург. Фельдмаршал рассеянно постукивал тростью об пол – в такт духовым оркестрам нацистов. Парадом дирижировал уже не он.
Угасания этого «эрзац-кайзера» ожидали давно. Однако «повезло» Гитлеру. Именно ему наследник второго рейха вручил власть. И было что-то символическое в том, что, на мгновение придя в себя и увидев у своего смертного одра Гитлера, старик назвал его «Ваше Императорское Величество».
Вскоре, на могиле Гинденбурга, фюрер патетически провозгласил: «Покойный полководец, войди теперь в Валгаллу!»
На улицах Берлина уже сгребли в кучи мятые предвыборные афиши. Больше никаких выборов не будет! Фюрер ведь обещал, что многопартийности придет конец!
Гитлер насвистывал что-то из «Летучей мыши». Все было как нельзя кстати. Ведь еще немного, и задушенная долгами, теряющая уверенность в себе партия готова была развалиться на куски.
Что там долги! Теперь, после смерти «старого господина», армия, партия, женщины, весь народ – приносили клятву верности уже не Германии, нет! А лично ему, воцарившемуся вагнерианскому герою.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
