Георгий Фёдоров - Брусчатка

Вдруг я, похолодев от ужаса, подумал: „А что, если расстреливать прикажут нашему отделению?“ Безостановочные, лихорадочные мысли проносились у меня в голове: „убью того, кто постарше чином… забросаю штабных гранатами… убегу…“ и другая чепуха.

Не знаю, что было бы в этом случае, но комиссар вызвал отделение совсем из другой роты и даже из другого батальона.

Младший политрук с двумя кубарями на петлицах срывавшимся голосом торопливо скомандовал отделению, выстроившемуся в одну шеренгу напротив Сережи, метрах в тридцати от него:

— Готовьсь!

Солдаты взяли на изготовку. Лязгнули затворы. В вспомнил я две строки из стихотворения Уткина:

„Зачем им дюжины стволов?И одного вполне довольно.“

А политрук закричал:

— Целься! Пли!

Раздался залп. Сережа упал на свежий чистый снег, мягкий как перина. Упал, не подогнув колени, навзничь, на спину. Только с одного бока слегка подтекло. Мертвыми, широко раскрытыми глазами он продолжал смотреть на небо, которое в этот солнечный мартовский день, было такого же цвета, как и его глаза.

Комиссар скомандовал: — Полк! Разойдись!

Два каких-то незнакомых мне солдата положили Сережу на носилки и почти бегом потащили в сторону медсанбата, скорее всего в помещение, приспособленное под морг, куда клали наших убитых в бою и самоубийц.

Когда его уносили, я почему-то вспомнил ту монашку из монастыря, которую под простыней положили в машину санитары „Скорой помощи“.

„Дезертира“, в которой описана лишь небольшая часть из того, что довелось увидеть и пережить во время службы в оккупационных частях Красной армии, я написал летом 1988 года, когда находился на излечении в одной из московских больниц. Поправившись и выписавшись домой, я давал „Дезертира“ в редакции нескольких московских журналов, хотя и знал по собственному горькому опыту в „Огоньке“ и „Московских новостях“, что политическая цензура продолжает существовать. Все-таки времена переменились, и я рассчитывал, что, по крайней мере, с этой стороны препятствий для публикации не будет. Я сильно ошибся. В редакциях всех московских журналов, в которые я предлагал рукопись, и о сюжете ее и о том, как написана, отзывались вполне одобрительно, но печатать отказывались даже не скрывая, что делают это по цензурно-политическим соображениям. Тогда я послал рукопись в Латвию (тогда еще Латвийскую ССР), в Ригу, в редакцию журнала „Даугава“, который я очень любил и подписчиком которого состоял уже несколько лет. Через некоторое время главный редактор „Даугавы“ Владлен Дозорцев сообщил мне, что рукопись принята к печати, и она была действительно опубликована, и при том лишь с незначительными купюрами, в номере 1 этого журнала за 1990 год. Откликов было много и не только из России, Латвии, Литвы, но и из других стран. Например, в номере 7 той же „Даугавы“ за 1990 год было опубликовано письмо „Прочитав "Дезертира““ из Польши. Особенный интерес эта документальная повесть вызвала, естественно, в Литве, где отрывки из нее были опубликованы в переводе на литовский язык, передавались по радио.

Да и на дом я получил немало писем — откликов на публикацию повести. Но вот пришло письмо из г. Каменец-Подольска совершенно необычное. Письмо датировано 28 мая 1990 года. Привожу его целиком:

"Уважаемый товарищ Фёдоров!

Я прочитал в журнале «Даугава» номер 1 за 1990 год Ваш рассказ "Дезертир".

В своем рассказе Вы упоминаете мою фамилию Латер Ефим. Я тот самый Латер, только Семен Ефимович, который служил вместе с Вами. Я многое забыл и хочу вспомнить некоторые подробности. Было ли это в городе Паневежисе (Литва)? Мы там служили в 1-й учебной роте. (По-моему, 185 стрелковая дивизия). Помню, что вместе с вами служили товарищи из Москвы, среди них был и рядовой тов. Надточеев.

После службы в г. Паневежесе нашу часть перевели в г. Себеж Калининской области, где нас и застала война. Помню хорошо командира полка тов. Маслова, бывал у него на квартире и занимался с ним немецким языком. Помню также, что он знал китайский язык.

Несколько слов о себе. Прошел всю войну, был тяжело Ранен и в 1945 году демобилизовался в звании капитана. Все эти годы живу и работаю в г. Каменец-Подольске, сейчас персональный пенсионер, но еще работаю директором Каменец-Подольского дома отдыха Хмельницкого облпотребсоюза.

Если, есть у Вас возможность, прошу — напишите, как служилась у Вас судьба? Кто остался жив из наших, сослуживцев и имеете ли с ними связь? Бываете ли в наших краях?

Милости просим на нашу прекрасную Подолию, буду очень рад встретить Вас.

С уважением С. Латер."

Признаюсь, письмо это я воспринял буквально "…как громы медные, как голос Господа в пустыне".

Я немедленно ответил Семену. Объяснил, почему в «Дезертире» я изменил его имя и что имя это прекрасно помню. Кое-что уточнил. Рассказал о судьбах наших товарищей-однополчан после первого страшного удара немцев в самом начале войны и потом о тех судьбах, которые были мне известны, о своей собственной жизни, работе археолога и писателя, спросил, читал ли он еще что-нибудь из моих повестей и рассказов. Просил передать привет живущему и работающему в Каменец-Подольске моему доброму приятелю — археологу профессору И.Винокуру. Попросил написать поподробнее о его жизни.

В ответ получил письмо, которое также привожу полностью:

"Дорогой Георгий Борисович!

С большой радостью и волнением получил твое письмо. Сколько лет прошло и казалось, что все это давно прошло и забыто, а вдруг такое событие.

Какая у тебя хорошая память и как все правдиво написано.

Особенно меня взволновал рассказ «Брусчатка». Аналогичный случай я увидел в г. Дунаевцы нашей области, когда я приехал после войны.

Надгробные камни из еврейского кладбища были выложены на тротуаре возле райкома партии.

Кроме как словом «варварство» иначе не назовешь.

С большим интересом прочитал "Басманную больницу".

Во всех твоих рассказах чувствуется большая любовь к людям, интернационализм и знание жизни.

Я, как твой друг, а сейчас и твой читатель, могу только сказать большое спасибо за такую любовь к людям, правдивость и самое главное — человечность.

Как сейчас многим этого не хватает!

Не раз я задумываюсь, неужели это все еще долго будет?

Где выход? Что нужно делать, чтобы наше общество стало другим?