Бруно Нардини - Жизнь Леонардо. Часть четвертая.(с иллюстрациями)

Братьям «по крови», но не по духу Леонардо оставил четыреста золотых скуди и участок земли во Фьезоле.

«Душеприказчиком при полном моем доверии и любви делаю Франческо Мельци, который при свидетелях соглашается и ставит свою подпись».

Нотариус Бориан и свидетели ушли. Леонардо посмотрел на Франческо, который не в силах был сдержать слезы.

— Франческо, всякий предусмотрительный человек оставляет завещание. Я не хочу расставаться с тобой и не рвусь поскорее покинуть нашу грешную землю. Я всегда говорил, что «жизнь есть дар» и тот, кто ее не ценит, этого дара не заслужил. Поэтому мы должны заслужить этот дар и до конца дней своих ценить жизнь и не бояться позорно смерти,— сказал он своему преданному ученику.— Посмотри,— добавил он, повернув голову к окну,— зима длилась долго, но теперь деревья проснулись, вся природа пробудилась под лучами солнца. Разве ты не видишь, она возродилась?

В святую субботу 23 апреля 1519 года Леонардо позвал королевского нотариуса Бориана и в присутствии Франческо Мельци и пяти других свидетелей продиктовал завещание.

— Помни, жизнь есть дар, великий дар, и тот, кто ее не ценит этого дара не заслуживает,— сказал он Мельци, когда все ушли. 

 В завещании Леонардо не забыл Салаи, оставив ему часть своего виноградника у порта Верчеллина.

 Мельци не в силах сдержать слезы.

 В последний период жизни Леонардо нарисовал сангиной свой знаменитый автопортрет.

Последний опыт

Перед Леонардо в полудреме проплывали один за другим эпизоды последнего празднества в честь крещения сына-первенца короля Франциска I и в честь бракосочетания Лоренцо Медичи с Магдалиной де ла Тур д'Овернь, кузиной французского короля.

Лоренцо Медичи, которого могущественные дядья, папа и архиепископ Флоренции сделали гонфалоньером Флорентийской республики, прибыл во Францию, чтобы отпраздновать свадьбу с юной прекрасной Магдалиной. Он въехал в Амбуаз с пышной свитой. Под пронзительные звуки рожков первыми на площадь вступили оруженосцы республики, за которыми следовали знаменосцы, вздымавшие ввысь знамена всех провинций Тосканы. Затем шли гонфалоньеры городов и, наконец, замыкали колонну представители флорентийской знати в ярко-красных бархатных одеждах.

Леонардо не посрамил своей славы мага. Крещение наследника престола — Леонардо был его крестным отцом — состоялось в кафедральном соборе, украшенном так, что он казался амфитеатром, под сводами которого младенца благословляли ангелы, спустившиеся с небес.

Бракосочетание Лоренцо Медичи и Магдалины де ла Тур Леонардо превратил в театральное представление, причем в технической изобретательности и выдумке он превзошел самого себя. Оно было даже более грандиозным, чем празднество, устроенное в Милане в честь Лодовико Моро и в честь прибытия туда французского короля Людовика XII.

Леонардо применил удивительный механизм «земля-небо», изобретенный в свое время Брунеллески, и растроганный король при всех обнял своего «мага».

— Король...— несколько раз повторил Леонардо. Он лежал с закрытыми глазами, откинувшись седой головой на подушки и бессильно уронив руки на одеяло.— Король... — Но из горла вырвался лишь слабый стон. А потом — смутно припомнил он—у короля родился второй сын. В Клу примчался гонец с приглашением от государя прибыть на празднество, но он уже был болен и с начала зимы не выходил из комнаты ... Наступила весна. Все вокруг ожило, окрасилось в яркие цвета. Лишь его лицо, руки и волосы еще сильнее побелели. Изредка он просил принести зеркало, и когда он гляделся в него, на память приходил седой старик, с которым он проговорил всю ночь в миланской больнице. Тот старик очень устал жить, он закрыл глаза, словно хотел отдохнуть немного, и больше уже их не открыл. «И я его препарировал»,— еле слышно произнес Леонардо. Дышать становилось все тяжелее. Леонардо показалось, что покинутый всеми старик стоит перед ним и говорит, что ему больше ста лет и что он не чувствует никакой боли; вот только его тянет ко сну, и он так устал от жизни.

Леонардо забылся. В безоблачном амбуазском небе над замком Клу кружил коршун. Франческо Мельци и Баттиста де Вилланис из лоджии смотрели на больного Маэстро. Они вспоминали его рассказ о том, как в детстве ему приснился сон, будто эта хищная птица с раздвоенным крылом стремительно «спикировала» и подлетела к его колыбели.

— Спит? — спросил Баттиста у Матурины, которая вышла из комнаты больного.

— Спит,— ответила служанка. Но Леонардо не спал, он бредил. В бреду он видел короля.

— Маэстро, отец мой, подождите меня! — кричал король, мчась вдоль берега Луары.

Леонардо видел, что ни Мельци, ни де Вилланис не заметили прибытия короля, стояли в лоджии и о чем-то спокойно беседовали. А Матурина входит и выходит из комнаты, словно ничего и не происходит.

— Король! Король! — возвестил кто-то, когда король появился в глубине парка.

«Почему же никто не поднимет его, Леонардо, и не оденет, чтобы он мог достойно принять государя». Из уст больного вырвался хриплый стон, легкий вскрик.

Мельци и де Вилланис его услышали. Они подбежали к Леонардо, посадили его на подушки, как он и хотел, накинули на плечи шерстяной плед. Вот теперь он сидит в постели, не открывая глаз, и ему кажется, что перед ним король. Надо сказать ему нечто особенное, тогда он поймет, что не напрасно несся к нему в Клу.

Леонардо тяжело дышал, словно это он сам скакал вдоль берега Луары до Сен-Жермен-ан-Ле, чтобы сказать королю что-то весьма нужное и важное. А что именно — он позабыл.

— Ах, да,— прошептал Леонардо.— Наконец-то я вспомнил. Я хотел вам сказать, что любое наше знание начинается с чувств, ощущений. И вот сейчас я чувствую,— неслышно прошептал он,— что меня словно уносит куда-то речное течение. Оно несет меня навстречу смерти, чтобы я испытал и ее, познал на опыте ...

Последняя работа Леонардо — постановка празднества в честь бракосочетания Лоренцо Медичи, внука Джулиано, с Магдалиной де ла Тур д'Овернь. Гробницу Лоренцо Медичи позже изваял Микеланджело.

Колонна флорентийских знаменосцев прошла по улицам Амбуаза, и Леонардо с волнением смотрел, как несут знамя Флоренции.

В предсмертном бреду перед Леонардо промелькнула вся его жизнь: дядюшка Франческо, отец, друзья. А потом перед глазами возник седой старик, который однажды, в миланской больнице, сказал ему, что он так устал от жизни.