Вячеслав Козляков - Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Брак царицы Евдокии и царя Петра явно служил «раздражителем» для партии сторонников царевны Софьи, что в итоге привело к открытому столкновению царя Петра с сестрой. Одни дворцовые слуги и соглядатаи передавали сведения царице Наталье Кирилловне, а другие — царевне Софье Алексеевне. Когда стало известно, что царица Евдокия «понесла», первой об этом, можно не сомневаться, известили царевну Софью. Мечтания Софьи о царстве, если таковые имелись, рассыпались в прах. Тем более что семнадцатилетний Петр стал выказывать старшей сестре явные признаки неповиновения. Его с трудом уговорили подписать указ о наградах князю Василию Васильевичу Голицыну и другим участникам недавнего провального Крымского похода. Это ведь было уже дело, в котором царь Петр начал что-то понимать. И его заставили награждать тех, кто этой награды не заслуживал. Но надо еще видеть наградные «угорские», золотые монеты, в которых то ли на аверсе, то ли на реверсе штамповалось двойное изображение царей Петра и Ивана, и еще одно — крупное изображение царевны Софьи, явно намекавшее на ее роль в Московском царстве[9]. Все это опять всколыхнуло историю с недавним печатанием в Голландии гравюр, где Софья была изображена с царскими регалиями. По Москве они расходились из рук Федора Шакловитого…

Очередной афронт царя Петра, учиненный царственной сестре и ее ближайшему сподвижнику, пришелся как раз на празднование именин царицы Евдокии Федоровны 4 августа. Как и тезоименитство самого царя Петра, это были открытые торжества. В дворцовое село Измайлово съехалась вся знать. Карион Истомин составил и продекламировал «Желателно приветство» в честь царицы Евдокии, посвятив несколько строк и ожидаемому прибавлению царского семейства. При этом в виршах, адресованных царице Евдокии, не обошлось без упоминания о матери царя, что лишний раз подчеркивает ее значение в первый год семейной жизни царственной пары:

Подаст им чада благий плод родити,Царство и люди везде веселити.В том возвеселиться велика царицаМать Наталиа росска владычицаКирилловна в век княгиня преславна,В царских бо чадех ей жизнь благонравна{82}.

Неизвестно, слышал ли эти стихи новоиспеченный окольничий Федор Шакловитый. Он тоже не смог избежать участия в церемониях, какие бы враждебные чувства при этом ни испытывал к Нарышкиным и самому царю Петру. Но явившегося на официальный прием Шакловитого «угостили» по-другому, не так, как остальных бояр и окольничих «фряжским вином». От него потребовали выдать тех, кто умышлял на жизнь Петра I, и даже арестовали на какое-то время, хотя вскоре и вынуждены были отпустить. Нерадостными оказались для царицы Евдокии Федоровны ее первые именины при дворе, сразу же омраченные политической рознью. Ну а дальше произошли многократно описанные события, спровоцированные известием о том, что стрельцы задумали убить самого Петра вместе с матерью царицей Натальей Кирилловной. После ночного бегства царя из Преображенского в Троице-Сергиев монастырь в ночь с 7 на 8 августа 1689 года началось открытое противостояние с сестрой царевной Софьей, закончившееся устранением ее от власти и ссылкой в монастырь{83}.

Петр настолько испугался за себя, что, можно подумать, вовсе забыл про свою семью, обожаемую мать, молодую жену и других обитательниц женской половины дворца, в числе которых была и его младшая сестра царевна Наталья Алексеевна. «Вольно ему, взбесяся, бегать», — зло отреагировал на это Федор Шакловитый{84}.[10] Но серьезность событий подтвердилась уже на следующий день, когда весь двор царицы Натальи Кирилловны, включая царицу Евдокию, тоже выехал из Преображенского следом за царем. Осадок от того, что царь бежал ночью, в одной рубашке, сам по себе, а мать, жена и сестра остались на какое-то время брошенными им в опасности, никуда не делся. Во всяком случае, детали ночного бегства Петра в Троицу хранили в тайне, подчеркивая только необычный, вынужденный характер отъезда царской семьи. В объявлении о пожаловании начальников и стрельцов всех московских полков прибавкой к годовому жалованью снова вспоминали события ночи на 8 августа, когда царь Петр, его мать, «супруга его государева, великая государыня благоверная царица и великая княгиня Евдокия Феодоровна», а также сестра-царевна, «убояся их (заговорщиков. — В. К.) таковаго злаго умышления и смертного убийвства, из села Преображенского пошли в Троицкой Сергиев монастырь тайно, не так, как, по их царскому обыкновению, бывают их государские походы»{85}. Награды раздавались одновременно с казнью «вора и изменника и бунтовщика» Федора Шакловитого, состоявшейся 12 сентября 1689 года. А победителей, как известно, не судят.

Царевна Софья еще сопротивлялась какое-то время уготованной ей участи, но и она вскоре сдалась и в конце сентября 1689 года была заключена в Новодевичий монастырь. На страницах розыскных дел остались свидетельства то ли ее слабой защиты, то ли неосуществившихся намерений. Главным препятствием для царевны Софьи были даже не Петр и не его царица Евдокия, о которой не вспоминали в это время острейшего столкновения придворных партий, а царица Наталья Кирилловна и Нарышкины со всем своим родом и свойственниками. Именно они, находясь за спиной Петра и прикрываясь его именем, отстаивали свои интересы. С другой стороны, для царевны Софьи, как она говорила в 1682 году и повторяла позже, самым главным делом оставалась судьба ее единокровного брата царя Ивана. Именно заботой об охране его жизни, на которую якобы покушались Нарышкины, и оправдывала она свои действия. По «сказке» пятидесятника Ильи Афанасьева, царевна Софья призывала верных ей стрельцов послужить «верою и правдою», говоря у себя «в Верху» в хоромах: «Нарышкины де затевают, сложась с Лопухиными, и хотят изогнать государя царя Иоанна Алексеевича, и доходят де до моей головы»{86}. Но царь Петр победил, а вместе с ним победили и Лопухины — родственники царицы Евдокии, избежавшие, может быть, гибели и полного разорения своего рода.

Справившись с заговорщиками, казнив Федора Шакловитого и наказав других своих врагов, царь Петр вернулся к тем же самым занятиям «потешными», от которых его едва не отлучили. Из Троице-Сергиева монастыря царский двор (на этот раз уже вместе со всей женской половиной) переехал в близлежащую Александрову слободу, а оттуда 6 октября 1689 года двинулся в Москву{87}. Все опасения, что жизни братьев-царей кто-то угрожает, оказались надуманными. Оба брата стали еще больше поддерживать друг друга, и со стороны трудно было заметить, что в обычном распорядке придворной жизни с церковными службами и празднествами что-то изменилось, кроме отсутствия царевны Софьи и прежних временщиков. Князю Василию Васильевичу Голицыну сохранили жизнь, хотя лишили имущества и чинов и отправили в далекую ссылку на Север.