Георгий Миронов - Короленко

От небольшой группы отделился тонкий стройный юноша с высоким лбом и густыми черными бровями. На вид ему было не более двадцати лет, говорил он твердо и чуть-чуть резонерствовал. Он говорил о революционном значении поэзии Некрасова, который яркими красками изобразил бедственное положение угнетенного народа, первым в легальной русской печати воспел декабристов. Это был Георгий Валентинович Плеханов.

Последним сказал всего несколько слов мужчина в кепке и сапогах:

— Мы, рабочие, верим, что не зарастет тропа к могиле великого народного заступника…

Короткий зимний день кончался, когда опустело кладбище. Осталась одинокая свежая могила, но она не будила теперь во Владимире гнетущего чувства — с кладбища он уходил бодрым: это были мощные, подлинно общественные похороны; симпатии народному поэту были заявлены открыто и грозно. Правда, народа здесь почти не было, всего несколько рабочих. Тем более — надо готовить путь грядущему, близкому перевороту.

И нельзя повторять односторонностей старой культуры — на арену должен выйти народ, поэты из народа, новые Некрасовы. Задача молодого поколения — бороться за это.

Дом № 5 по Апраксину переулку

Чтобы содержать семью, пришлось сразу же после переезда в Петербург подыскивать работу. В типографии дальнего родственника семьи Короленко И. В. Вернадского, носившей громкое название «Славянская книгопечатня», печаталась малопопулярная газета «Новости». Ее издатель О. К. Нотович пригласил Владимира в качестве второго корректора. Дела Нотовича шли плохо, он платил неаккуратно, но выбирать не приходилось. Работа была ночная, а днем Владимир посещал лекции в Горном институте.

Вечером 5 июня 1878 года Владимир с товарищем Константином Мамиконианом шел по Садовой улице. Они обратили внимание, что толпа прохожих как-то необычно возбуждена.

— Что случилось?

— У Апраксина рынка бунт…

На конке доехали до Апраксина переулка. Тут стояла толпа.

Дом № 5 населен беднотой — чернорабочими, мастеровыми. При доме состояло восемь дворников, и все они были татары. Во дворе случился какой-то выпивший матрос, и дворники собрались его отправить в часть. Из трактира выскочили несколько мастеровых — заступиться за «матросика». Тогда дюжие дворники кинулись бить защитников. Собралась толпа. Кто-то крикнул: «Татары бунтуют!» Разъяренные мастеровые избили дворников, одного выбросили с четвертого этажа. Толпа преградила путь полиции, кто-то схватил пристава за грудь, потряс:

— Смотри, и тебе то же будет. Вы с ними заодно!..

— Итак, на сцене вопрос национальный, — резюмировал Мамикониан.

Владимир не согласился с этим. Он принялся расспрашивать жильцов дома, мастеровых. Оказалось, что дворники вместе с полицией притесняют, избивают, если не дашь взятку.

На следующее утро Владимир пошел к Нотовичу за деньгами. Издатель обладал завидным умением не платить сотрудникам и оставаться с ними в приличных отношениях. Не дал он денег и сейчас, ловко переведя разговор на вчерашнее событие в Апраксиной переулке. Какая жалость, что он узнал все только сегодня и не может дать в газету ни строчки.

— Я был там вчера и знаю, что произошло, — сказал Владимир.

Нотовича словно кипятком облили.

— Голубчик, Владимир Галактионович, выручите, напишите!..

— Хорошо, Осип Константинович. Я напишу, но с уговором, что вы напечатаете без изменений.

— Что еще за условия? — закричал Нотович. — Вот еще Шекспир нашелся… Ну, пишите скорее!

7 июня в «Новостях» за подписью «В. К.» появилась заметка «Драка у Апраксина двора». Одновременно несколько газет напечатали отчет о происшествии «короля» петербургских репортеров Юлия Шрейера. Здесь говорилось о вспышке национальной ненависти русских против татар — «король» явно черпал сведения из полицейских источников.

Нотович носился по редакции с «Новым временем» и «Голосом».

— Вот это называется репортерским отчетом! — кричал он. — Вот как надо писать!

А через несколько дней тот же Нотович, без тени смущения, уже говорил Владимиру:

— Да, да, статейка вам удалась: обратила внимание публики… Наша газета изменила взгляд всей печати. Мы были правы…

Гонорара он не заплатил, да Владимир и не просил. Первые печатные строки!.. Разворачиваешь еще пахнущую типографской краской газету и знаешь, что здесь твоя статья — первая! Маленькая, подписанная ые фамилией, а инициалами, но — твоя и первая!..

«Зелено еще, зелено очень…»

Еще весной братья Короленко — Юлиан и Владимир — перевели с французского книгу Жюля Мишле «Птица», снабдив ее кратким предисловием «От переводчика» и подписав «Кор-о».

Для Владимира настал период, когда жизненные впечатления и раздумья над задачами времени властно потребовали отображения. Раньше в нем преобладало желание писать — писать все равно что, лишь бы писать!.. Теперь он думал только о произведении, которое ответило бы людям на волнующие их вопросы, помогло бы в жизненной борьбе, указало пути этой борьбы.

Владимир знал, о чем он напишет в своем рассказе, который будет называться «Эпизоды из жизни «искателя».

Писалось легко. Как-то очень радостно и светло было на душе в течение тех нескольких месяцев, пока он жил со своими героями.

Средь мира дольногоДля сердца вольногоЕсть два пути.Взвесь силу гордую,Взвесь волю твердую —Каким идти.

Перед «искателем», юношей мятежного поколения, расстилаются две дороги: одна ведет прямо к воротам беленького уютного домика, где в окнах, сплошь закрытых геранью и розами, по временам виднеется юное личико девушки с ласковыми голубыми глазами. Недлинная, ровная, прямая дорога к сытому, довольному, добродетельному буржуазному существованию. А другая — другая полна неведомых опасностей, борьбы, лишений. Но как она зовет, эта дорога, молодое сердце своей заманчивой неизбежностью! Длинная дорога, суровая дорога — через снежные бескрайные равнины, северные неприветливые леса, через нищие деревни и бедные городки, — дорога вечного странника, Вечного жида, интеллигента-бродяги, обреченного искать и искать и находить слишком часто то, что он не искал.

И все же он пошлет своего героя этой дорогой! На каком-то этапе трудного и долгого пути, решая или оставляя позади тысячи вопросов «зачем?», он увидит желанную цель — и шаги его станут тверды. И этой целью окажутся слабые и такие манящие огоньки российских деревень. «В дорогу, хлопче, в дорогу!..»