Татьяна Таирова-Яковлева - Мазепа

Царь Федор Алексеевич к этому времени был уже тяжело болен. 27 апреля 1682 года он умирает. Начинается эпоха стрелецких бунтов, вместе с Хованщиной захлестнувших Москву. Она коренным образом меняет судьбу Голицына, равно как Самойловича и Мазепы.

В условиях гибели многих бояр и растерянности среди Нарышкиных правительницей при малолетнем царе Петре и болезненном Иоанне становится Софья Алексеевна. Царевна Софья — это еще один миф традиционной русской историографии[87], согласно которому все предшественники Петра чаще всего выставлялись поборниками варварства. На самом деле уже тот факт, что фаворитом Софьи, ее ближайшим сподвижником стал именно Василий Голицын, поклонник «западной идеи», соответственным образом характеризует и саму правительницу.

Софья познакомилась с Голицыным во время болезни Федора Алексеевича: он — его ближайший боярин, автор реформ и проектов, она — любимая сестра, нежно ухаживающая за братом. Правда, царевна была не просто «сестрой». Это была талантливая, честолюбивая молодая женщина, жаждавшая вырваться из «терема» и получить власть. Прекрасный оратор, тонкий политик и мужественный человек[88]. Считается, что ее учителем был знаменитый белорусский полемист (тесно связанный с украинским духовным возрождением) Симеон Полоцкий, проповедовавший, между прочим, свободное положение женщины. Именно с его легкой руки при дворе Алексея Михайловича появились театр и другие «западные» новшества. Большинство историков, начиная с С. Соловьева, полагают неоспоримым факт любовной связи Голицына с царевной. Современники событий так и писали, что Голицын был «ее голантом» и что про это «все государство ведало»[89]. На наш взгляд, сохранившиеся письма и роль всесильного фаворита, которую играл при дворе Софьи князь, не оставляют в этом сомнений[90].

Женщина, вырвавшаяся из терема, сделавшая своим фаворитом женатого мужчину, не потерявшая голову в море крови, пролитой стрельцами, — безусловно, явление выдающееся в допетровской Руси. Бесспорно и то, что звезда Голицына с объявлением Софьи правительницей засияла во всем блеске. Как писал современник событий боярин А. Матвеев, «боярин князь Василий Васильевич Голицын вступил в великую ее, царевину, и в крайнюю к ней милость»[91]. Надо отдать князю должное: именно он осуществил разработку и реализацию плана подавления смуты. Но доставшаяся ему в награду власть была безмерной. Он сразу же получает в управление Посольский приказ, а вместе с ним Малороссийский, Иноземный и Рейтарский, став практически канцлером страны. За «Троицкий поход», положивший конец смуте, Голицыну были также даны огромные пожалования и наконец — самый почетный в те времена титул «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель, ближайший боярин и наместник Новгородский»[92].

Во время кровавой резни 1682 года был убит и давний соперник Голицына — прославленный воевода Г. Г. Ромодановский (между прочим, стрельцы обвинили того в «сдаче» Чигирина[93]). Теперь влияние князя в Украине должно было стать абсолютным.

Однако события московской смуты не могли не отозваться в Гетманщине. Туда один за другим приходили противоречивые приказы присягать то Петру, то двум братьям, то правительнице. К тому же старший гетманский сын Семен Самойлович, полковник Стародубский, сам оказался в сентябре 1682 года в селе Воздвиженском во время знаменитого «Троицкого похода», в разгар Хованщины[94]. Его приезд был использован Софьей как предлог, чтобы вызвать Хованских и расправиться с ними[95]. Семен воочию видел весь хаос, царивший в Москве, то, что власти не контролировали события. Позволю себе высказать предположение, что именно безвластие в Москве заставило Самойловича коренным образом изменить свое поведение.

Сохранилась дума, написанная «кем-то из ближних подручных» Самойловича после его падения (не исключено, что Мазепой)[96]. В ней весьма ярко описывается, как гетман в начале был «хорошим всем паном», но потом противопоставил себя всем сословиям, давнюю вольность войска стал ломать, игнорируя раду, хотел всех перессорить. Всех людей он стал «за ничто» считать, «подножками» называл и попирал, сыновья его стали несносно гордые, от них были притеснения невыносимые[97]. Это свидетельство совпадает и с мнением старшины, высказанным в их доносе в 1687 году. Сыновья Самойловича дошли до того, что разъезжали по Украине в золоченой карете, купленной гетманом в Гданьске[98].

Вероятно, изменения в поведении гетмана задевали и Мазепу. Он продолжал продвигаться по службе, в 1681 году получил звание войскового есаула, официально вводившее его в элиту «генеральной» старшины[99]. Можно предположить, что успехи в карьере давались нелегко. Мазепа позднее, в 1693, вспоминал про «суровость» Самойловича[100]. Однако он оставался важнейшим проводником политики гетмана, его доверенным лицом и постоянным гостем в Москве. Самойлович поручал ему наиболее сложные задачи. Так, Мазепа устанавливает торговые связи с московским купеческим двором, транспортируя туда горилку и добиваясь высокой цены. Без определенных связей получить на это разрешение царя не мог и сам гетман[101].

Особенно важно отметить, что с середины 80-х годов Мазепа становится важным звеном в украинской политике Голицына. В биографиях князя обычно не предпринималось попыток разобраться в его планах по отношению к Украине. Ориентир на Запад — вот основной постулат этих работ. Правда, иногда следует уточнение, что Запад в глазах Голицына представляла Польша (той же латыни, по замечанию де ла Невилля, он учился у польских наставников), то есть Речь Посполитая (а не Голландия, как при Петре). Как уже говорилось выше, в планах Голицына Украина была краеугольным камнем. Его внешняя политика была ориентирована на союз с Польшей. Но для этого нужна была тихая и контролируемая Украина.

У Голицына было верное понимание серьезности турецко-татарской угрозы. В этом он, по сути, продолжал политику Ордина-Нащокина, ведущего российского дипломата эпохи Алексея Михайловича. Порта набирала мощь. После Чигиринских походов турки дошли в 1683 году до Вены. Польский король и полководец Ян Собеский разрывался между необходимостью военного союза с Москвой и нежеланием уступить Украину. В голове Голицына мелькали и честолюбивые планы выхода к Черному и Средиземному морям, с опорой на православное движение против турецких завоевателей[102]. Но для этого надо было заставить Польшу уступить и не позволять Украине препятствовать этим планам.