Михаил Филиппов - Ян Гус. Его жизнь и реформаторская деятельность

Надо было придумать какой-либо предлог для лишения Гуса свободы. С этой целью в городе был пущен слух, будто Гус хотел бежать, спрятавшись на возу с сеном, и будто он, нарушив данное папе обещание, публично проповедовал и с целью привлечения слушателей давал будто бы каждому по червонцу. Хотя все это была явная и бесстыдная ложь, прелаты сочли возможным воспользоваться ею, чтобы придать своим действиям хотя бы видимость права.

28 ноября к Гусу явились два епископа в сопровождении констанцского бургомистра и одного рыцаря будто бы с целью проводить его к папе на аудиенцию. Гус еще не успел выйти к гостям, как бывший здесь Ян из Хлума, предугадывая предательство, резко возразил, что он отвечает перед императором за каждый волос Гуса и что до приезда императора в Констанц никто не смеет ничего предпринять против Гуса.

– Что ты, рыцарь, – ответил один из епископов. – В уме ли ты? Мы пришли с самыми миролюбивыми намерениями.

В это время вышел сам Гус со словами:

– Я приехал сюда не с целью вести переговоры с кардиналами, а затем, чтобы публично оправдаться перед собором. Тем не менее, я готов по первому требованию кардиналов явиться к ним и отвечать на вопросы. Но знайте, что я предпочту смерть отказу от истины!

Гус все еще не подозревал низкого обмана. Он не знал и того, что дом, где он жил, и соседние дома были оцеплены вооруженными людьми. Когда Гус спускался с лестницы, он встретился со своей домовой хозяйкой.

– Благослови тебя Бог, – сказал Гус.

Хозяйка, подозревавшая, в чем дело, не ответила и расплакалась.

Гус сел на свою малорослую лошадку и поехал к папскому двору в сопровождении прибывших за ним прелатов и рыцаря Яна Хлумского, не желавшего оставить его ни на минуту.

Гуса привели не к папе, но в собрание кардиналов. Один из них сказал Гусу:

Мы хотим от тебя услышать, что ты скажешь о разных лжеучениях, распространяемых тобою в Праге?

Гус почтительно, но твердо ответил:

– Я скорее готов умереть, чем упорствовать во лжи, если знаю, что это ложь. Я приехал сюда по доброй воле. Если мне докажут, что я заблуждаюсь, я готов с покорностью сознать свою ошибку.

Некоторые из кардиналов одобрительно кивнули головами; затем все собрание удалилось, оставив Гуса под прикрытием бывшей в зале военной стражи. Только верный рыцарь Ян остался подле Гуса.

Прошло несколько часов. Кардиналы опять собрались во дворце с целью выслушать главных чешских доносчиков. Были, впрочем, допрошены и некоторые друзья Гуса. Когда совещание окончилось, папский гофмейстер вошел в комнату, где находился Гус, и сказал рыцарю Яну, что он может идти, куда хочет, но Гус должен остаться.

Верный Ян пришел в сильнейшее негодование. Недолго думая, он отправился к самому папе и в присутствии кардиналов сказал, что, при всем уважении к его святейшеству, должен назвать подобные действия вероломством. Ян напомнил папе о его обещаниях и с гневом сказал:

– Я подниму голос против всех, кто осмеливается оскорблять охранную грамоту императора.

Папа слабо защищался.

– Мои братья, – сказал он, указывая на кардиналов, – знают, что я никогда ничего не приказывал.

В тот же вечер Гуса отвели под стражею в дом одного констанцского каноника и здесь держали восемь дней. 6 декабря Гуса привезли в доминиканский монастырь, находившийся на Констанцском озере, на островке, и посадили здесь в мрачную, сырую, смрадную тюрьму, примыкавшую к клоаке. Вскоре Гус заболел здесь так, что одно время опасались за его жизнь.

Рыцарь Ян сделал все, что мог, стараясь освободить Гуса. Он ездил с императорской грамотой к вельможам и прелатам, жаловался городским властям, наконец прибил на воротах соборной церкви воззвание по-латыни и по-немецки, в котором протестовал против оскорбления, нанесенного кардиналами, в лице Гуса, самому императору.

Протест этот был вывешен накануне Рождественского праздника. В тот же вечер приехал наконец в Констанц сам император Сигизмунд. Император еще по дороге узнал об аресте Гуса. В первую минуту он пришел в состояние сильнейшего гнева и велел немедленно освободить Гуса, угрожая в противном случае сломать тюрьму, в которой тот находился. Кардиналы не обратили ни малейшего внимания на эту угрозу. По приезде в Констанц император стал упрекать прелатов и однажды оставил даже город, но вскоре приехал опять. Прелаты убеждали его с помощью хитрой софистики; один из них сказал Сигизмунду знаменитые слова: “Не следует сдерживать обещание, данное еретику”. На угрозу императора опять оставить Констанц кардиналы ответили, что в таком случае они распустят собор. Этот довод стоил для Сигизмунда всех других: неудача собора была бы слишком чувствительна для его тщеславия. Император решился поступиться своей честью: сначала он предоставил кардиналам действовать как они хотят, а потом даже сам стал подстрекать их против Гуса.

Еще 4 декабря 1414 года папа назначил по делу Гуса следственную комиссию из трех епископов, которые пригласили всех свидетелей, в количестве 15 человек, привели их к присяге и допросили в присутствии Гуса, в его темнице. Гус был в это время так болен, что едва мог говорить, но на это не обратили внимания, и весь допрос произвели в один день. Гус просил, чтобы ему назначили, по крайней мере, защитника. Члены комиссии обещали, но на следующий день Гусу было объявлено, что подозреваемого в ереси никто не вправе защищать. Как только Гус немного оправился от болезни, ему подсунули бумагу, содержавшую 42 обвинительных пункта, с требованием ответить на них. Обвинительный акт этот был составлен чешским магистром Степаном Пальчем. Первые 37 пунктов были выбраны из сочинения Гуса “О церкви”, последние 5 – из разных его писем и проповедей.

Несмотря на болезнь и крайний упадок сил, Гус написал превосходный ответ. По некоторым пунктам он доказал, что цитаты были извлечены из его сочинений самым недобросовестным образом, с урезками, прибавками и искажениями. Другие пункты Гус защищает, доказывая, что это не лжеучения, а истины, основанные на писании и признаваемые отцами церкви и светилами средневекового богословия.

Между тем из Праги пришло известие, еще более ухудшившее положение Гуса. Один из его друзей, магистр Иаков, прозванный за весьма малый рост Якубеком, стал доказывать, что миряне должны принимать причастие под обоими видами, как принято в восточных церквах. От рассуждений Якубек тотчас перешел к делу и стал причащать мирян из чаши. Многие пражские священники последовали его примеру. Архиепископские увещания не помогли; над анафемой смеялись. Сам Гус из нелюбви к догматическим спорам прежде никогда не высказывался по вопросу о причащении мирян; поэтому даже среди пражских гуситов явилось на этот счет разногласие, и проповедник Гавлик, заменивший Гуса в Вифлеемской часовне, прямо выступил против Якубека. Об этих раздорах узнал Ян из Хлума и тотчас написал Гусу в тюрьму. Ответ Гуса снова доказывает справедливость нашего мнения, что собственно догматические споры имели для него весьма малое значение. Гус написал, что в вопросе о причащении следует поступать смотря по убеждению. Для спасения души вовсе не обязательно причастие под обоими видами; но кто хочет так причащаться, тому нельзя препятствовать. Во всем этом споре Гуса занимал лишь вопрос об улаживании распри среди своих сторонников. “Ради Бога, – писал он Гавлику, – не противодействуй более Якубку; враги наши будут ликовать при виде раздора в нашей среде”.