Дмитрий Медведев - Черчилль: Частная жизнь

ГЛАВА II СИЛА СУДЬБЫ

Солдат удачи

С поступлением в 4-й гусарский полк Ее Величества в жизни Черчилля начнется новый этап. Впереди его будут ждать смертельные опасности и легкие ранения, нелепое пленение и дерзкий побег, военная слава и литературный дебют. Главным же станет ощущение жизни во всем ее многообразии и великолепии: «Вспоминая те времена, я не могу не поблагодарить Высшие силы за то, что они дали мне жизнь. Все дни были хороши, и каждый следующий лучше предыдущего. Взлеты и падения, опасности и путешествия, постоянное чувство движения и иллюзия надежды. Вперед, молодые люди всей земли! Вы не должны терять ни минуты. Займите свое место на передовой по имени жизнь. С двадцати до двадцати пяти – вот это годы! Не соглашайтесь с положением вещей. Поднимайте великие стяги и атакуйте орды врагов, постоянно собирающиеся против человечества. Победа достанется лишь тем, кто осмелится вступить в бой. Не принимайте отказ, не отступайте перед неудачей, не обманывайте себя личным успехом и пустым признанием. Земля создана, чтобы быть завоеванной молодостью. Лишь покоренная она продолжает свое существование». [110]

Примечательно, что Уинстон напишет эти строки, находясь на рубеже эпох в своей политической карьере: позади – четверть века министерских должностей, включая пятилетний период в Министерстве финансов, впереди – десять «пустынных» лет забвения и звездный час Второй мировой. Но это все будет в XX веке, а в XIX столетии двадцатилетний лейтенант Черчилль готовил себя к завоеванию мира. И на это у него были все основания.

В то время жизнь в британской армии имела определенную цикличность. Семимесячный летний период, наполненный тренировками и различного рода маневрами, чередовался с пятимесячным периодом отдыха. Зная, что на будущий год 4-й гусарский полк переедет в Индию, а там про военную славу придется забыть и вовсе, Черчилль принялся искать место для применения своей безграничной энергии. Его выбор остановился на Кубе, раздираемой партизанской войной между кубинскими повстанцами и испанскими колонизаторами.

Отлично понимая, чем могла обернуться подобная жажда приключений, леди Рандольф смотрела куда менее оптимистично на излишнюю активность своего сына. Однажды Уинстон ей самоуверенно скажет:

– Я решил ехать!

Она строгим голосом ему ответит:

– Вместо «я решил» гораздо благоразумнее было бы сначала посоветоваться со мной. Хотя, возможно, со временем опыт научит тебя такту, одной из важнейших составляющих в нашей жизни. [111]

Последнее, похоже, меньше всего волновало двадцатилетнего Черчилля. Впереди его ждал Новый Свет.

По пути на Кубу Уинстон посетит США. Делясь своими впечатлениями с братом, он скажет:

– Джек, Америка – великая страна, где практичность ставится во главу угла, заменяя американцам романтику и внешнюю привлекательность. Они больше напоминают огромного здоровяка, презирающего твои сокровенные чувства, возраст и традиции, но при этом с таким непосредственным добродушием решающего свои дела, что им могут позавидовать более старые нации. [112]

Пройдет пять лет, и Уинстон, избранный к тому времени в палату общин, снова поедет в США с лекционным туром. Представлять его перед американской аудиторией будет не кто иной, как Марк Твен. В своей приветственной речи он произнесет:

– Уинстон Черчилль – американец по матери и англичанин по отцу. Разумеется, такое сочетание не могло не произвести на свет удивительного человека. И если до недавнего времени наши страны, совместно участвующие в войнах, были родственны в грехе, то теперь мы объединились и в добродетели. [113]

Несмотря на разницу в возрасте и мировоззрении, у Черчилля сложатся хорошие отношения с американским классиком. Твен подарит своему новому другу 25-томное собрание сочинений, подписав на каждом томе: «Быть добродетельным – благородно. Учить же других быть добродетельными – еще благороднее и гораздо менее хлопотно». [114]

В отличие от США, которые произвели на молодого гусара огромное впечатление, Остров свободы оставил его равнодушным. Черчилль грезил о масштабных сражениях, кубинцы же о партизанской войне. В течение нескольких дней Уинстон в составе мобильного отряда под командованием генерала Вальдеза бесцельно бродил по местным лесам, ища повстанцев. 30 ноября 1895 года, в день, когда Уинстону исполнился 21 год, их корпус попал в засаду. В ходе перестрелки одна из пуль попала в стоящую рядом с Черчиллем лошадь. Остановив свой взгляд на убитом животном, Уинстон подумал: «А ведь пуле не хватило всего лишь трех десятков сантиметров, чтобы долететь до моей головы». [115] Война оказалась гораздо серьезнее, чем предполагал молодой выпускник Сэндхерста.

Отбившись от партизан, отряд Вальдеза продолжил свой путь. Ночью на них снова нападут кубинцы. Проснувшись от выстрелов, Уинстон с удивлением обнаружит, что одна из пуль застряла в его шляпе, прикрывавшей лицо во время сна. Снова чудом избежав гибели, Черчилль подумает, что для большей безопасности нужно вылезти из гамака и продолжить сон на земле. Заметив же, что между ним и линией огня спит очень толстый офицер, полностью закрывавший его от пуль, он решит не совершать лишних телодвижений и останется мирно лежать на своем прежнем месте. На следующий день корпус, к которому был приписан Черчилль, присоединится к основным силам, фактически ознаменовав конец приключений. [116]

Уже во время своей первой кампании Уинстон проявит чудеса самообладания, отмеченные как его сослуживцами, так и официальными властями – за проявленную храбрость ему будет пожалована почетная испанская награда Cruz Rosa – Красный крест. Подобное поведение станет весьма характерным для Черчилля. И совершенно не важно, будет ли идти речь о сражениях на северо-западной границе в Индии или в раскаленных песках Омдурмана, в окопах Первой мировой или в кожаном кресле премьер-министра во время Битвы за Англию, – его бесстрашие всегда останется неизменным.

Для большинства подобная смелость казалась врожденной, однако это было не так. Уинстон никогда не был суперменом. Однажды, когда его в детстве забросали мячами из-под крикета, он в страхе убежал от своих обидчиков, спрятавшись за огромным деревом. Воспоминание о данном эпизоде будет тяготить Черчилля в течение многих лет. Он решит больше никогда не давать себе слабину, каждый раз побеждая собственный страх. Об этом очень точно написал Ф. М. Достоевский в своем гениальном романе «Бесы»: «Я, пожалуй, сравнил бы его с иными прошедшими господами, о которых уцелели теперь в нашем обществе некоторые легендарные воспоминания. Сомнения нет, что эти легендарные господа способны были ощущать – и даже, может быть, в сильной степени – чувство страха, иначе были бы гораздо спокойнее и ощущение опасности не обратили бы в потребность своей природы. Но побеждать в себе трусость – вот что, разумеется, их прельщало. Беспрерывное упоение победой и сознание, что нет над тобой победителя, – вот что их увлекало». [117]