Василий Лавриненков - Возвращение в небо

Мы чувствовали себя сильными, готовыми к бою, но несколько дней совсем не летали. Приближалось начало большого контрнаступления. Мы ждали его.

Поздно светает в ноябре. Шестой час утра - еще ночь. Туман как бы сгущает тьму, и мы наталкиваемся друг на друга, спеша к машине, на которой обычно добираемся до аэродрома.

Погода явно нелетная. Зачем так рано подняли нас, трудно понять. На аэродроме тихо. Мотористы и техники почему-то не расходятся к стоянкам. Полк выстраивается в компактную колонну по четыре. Перед нами подполковники Шестаков и Верховец.

- Смирно! Равнение - на Знамя!

Знаменосец и два офицера-ассистента с оружием в руках проходят на правый фланг. И сразу светлеет, становится теплее.

- Настал час грозной и справедливой расплаты с немецко-фашистскими захватчиками! - взволнованно произносит командир полка и при свете фонаря начинает читать приказ командующего Сталинградским фронтом на наступление.

Вслед за тем подполковник Верховец прочитал Обращение Военного совета фронта к воинам - защитникам Сталинграда. И начался митинг. Летчик Борисов, техник звена Д. В. Кислятин и заместитель командира дивизии по политчасти полковой комиссар П. С. Огнев были предельно кратки: они точно выразили наше стремление идти в бой и бить врага.

И сейчас же техники и мотористы заторопились к самолетам. А летчикам приказали выслушать первое боевое задание.

Готовясь к вылету, мы в землянке при свете коптилок прокладывали на картах маршруты, деловито переговаривались между собой, и каждый с нетерпением ждал предстоящий боевой вылет.

Как все начнется? С чего? Мы думали, что прежде всего прогремит могучий гром, а услышали обычный глухой залп. А через секунду после него началось такое, что вздрогнула под ногами земля.

Мы стояли на берегу Волги. От вала огня, от беспощадной смерти, посланной советской артиллерией на головы врагов, нас отделяла лишь полоса воды. Мы понимали, что наступление - это в первую очередь битва на земле, это удар артиллерии и минометов, это мощная атака брони. Артиллерия уже начала свое святое дело: безжалостно крушила бетон и железо, за которыми прятались гитлеровцы, расчищая путь пехоте. Мы знали, что здесь, за Волгой, сосредоточены могучие силы для наступления. Наши новые чудесные машины, освобожденные от маскировки, стояли теперь на виду, перед полетом, а мы ждали одного - чтобы рассеялся туман. Никто не приказывал - мы сами пошли к самолетам, потому что могучая канонада начала как будто удаляться.

Техник моего самолета Василий Моисеев, сухощавый, невысокий и не очень молодой человек, увидев меня, выскочил из-под машины, вытирая испачканные маслом руки:

- Наступаем! Какая радость! Машина готова! Только еще разок осмотрю все снаружи...

На стоянке было убрано, чисто, как в доме на праздник. От прогретого самолета струилось тепло. Обо всем позаботился Вася Капарака. Так почему-то в полку прозвали Моисеева, и он откликался, не обижаясь. Мы с Моисеевым знакомы недавно, и я не осмеливался называть его Капаракой. Он трогательно старателен и аккуратен в работе. А прозвище все-таки смешное, но точное. У Моисеева острый нос, колючие брови, хриплый голос, большая шапка на голове, он всегда на стремянке, а голова в моторе. Вася Капарака - да и только...

Взлетели не скоро. Вначале небольшими группами прошли наши бомбардировщики и штурмовики. Потом на расчистку неба от немецких истребителей вслед за другими бросили и наш полк.

Строй "фронтом", когда самолеты развернуты по фронту и эшелонированы по высоте, мы четко отработали под руководством Шестакова. Теперь демонстрировали свою выучку. Прошли над Волгой и там, где был город, увидели поднятые взрывами снарядов и обстрелом нашей артиллерии дым, сплошную завесу пыли. Но вспышки огня проступали и сквозь эту завесу. Вражеских истребителей мы почему-то не встретили: наверное, удары "петляковых" и "ильюшиных" по фронтовым аэродромам гитлеровцев парализовали действия их воздушных частей.

Развернувшись по команде ведущего, мы все вместе пошли на юг, потом снова - на запад, проведя по пути лишь несколько молниеносных стычек с одиночными "мессершмиттами".

Едва приземлились - получили новое задание: провести разведку дорог в направлении Дона. На разведку отправилась пара. Летчики установили, что в небе совсем нет вражеских самолетов.

Следующее утро снова встретило нас туманом. Как только прояснилось, подполковник Шестаков с Василием Бондаренко пошли под низким небом в глубокий тыл врага.

Теперь противник ввел в дело все свои силы. Зенитный огонь, трудность ориентировки над покрытыми свежим снегом просторами и далекий маршрут - все это заставило тех, кто остался на аэродроме, немало поволноваться за улетевших. Но все закончилось благополучно. Два "яка", вынырнув из-под туч, четко приземлились на аэродроме. Летчики повалили к стоянкам, навстречу командиру и его напарнику, ведь они первые увидели собственными глазами то, что происходило тогда за Волгой!

- Враг отступает! - сообщил подполковник Шестаков.

- Фрицы вылезли из своих нор. Работы нам хватит, браточки! - весело подмигнул Бондаренко.

Только на третий день перед нами раскрылось все поле грандиозной битвы. Наш полк с утра до вечера посылал все свои истребители на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. Немецкие летчики, видимо, знали о паническом отступлении их армий на земле и часто, не принимая боя, просто удирали от нас. Мы не узнавали хваленых фашистских асов. Теперь им не помогали ни драконы, ни бубновые тузы, ни орлы, ни огненные стрелы, намалеванные на фюзеляжах "мессеров"...

На крутом переломе

С первых дней контрнаступления советских войск в районе Сталинграда, начавшегося 19 ноября 1942 года{2}, очень многое изменилось на земле и в воздухе. Участники этой великой битвы первыми ощутили эту перемену. Тот, кто сражался на Волге, испытал тогда ни с чем не сравнимое чувство гордости и радости за могучую силу Красной Армии и народа.

Наступление разворачивалось бурно. Карта боевой обстановки на фронте, которую мы обязаны были знать назубок, менялась ежечасно. Постоянно менялись и ориентиры, по которым мы прокладывали маршруты полетов. Молниеносно перемещались объекты штурмовок. Даже неустойчивая погода и та изменилась в лучшую сторону. Кончились туманы, перестал сыпать мокрый снег. Установились морозные солнечные дни. Словно неудержимый порыв наших войск передался самой природе...

Только за первые десять дней наступления (причем несколько из них были нелетными) наша 8-я воздушная армия произвела 1349 дневных вылетов в районы, где особенно яростно сопротивлялся враг, туда, где он пытался с помощью бомбардировщиков и истребителей задержать продвижение авангарда наших войск. 2, 8, 16 и 17-я воздушные армии надежно придавили к земле наглую крылатую орду Геринга. Бомбовые удары по аэродромам, блокирование и штурмовки истребителями стоянок фашистских самолетов в корне изменили ситуацию в воздухе.