Игорь Пыхалов - Как клевещут на Сталина. Факты против лжи о Вожде

Письмо Тамары помогло, её матери предоставили работу в ОГИЗе[90].

Всем известен актёр Евгений Моргунов. Гораздо менее известно, с чего начался путь в искусство 16-летнего подростка, ученика фрезеровщика:

«В том же 1943 году по наивности написал письмо Сталину, в котором просил послать его учиться в театральное училище. И началась мистика-фантастика. Через два месяца его пригласил в кабинет директор завода и еле вымолвил:

– Женя, зачем ты написал это письмо? Пришёл ответ, чтоб тебя послать… в искусство!..

Такая же реакция была у председателя Всесоюзного комитета по культуре Бориса Кравченко, к которому юное дарование явилось с отпечатанным чёрным по белому направлением из Кремля:

“Направить товарища Моргунова Е.А. для поступления в Театр имени Таирова в качестве актёра вспомогательного состава”»[91]:

Вспоминает народный артист РСФСР Николай Губенко:

«Я родился в 41-м году. Таких, как я, в 45-м было 19 миллионов. Мой отец погиб в 42-м, мать была репрессирована немцами и румынами, и её тело выдали дедушке повешенным. Я воспитывался в детдоме, потом в спецшколе-интернате… Как я могу относиться к Сталину? Мы ему писали письмо, Сталину, классом, и приходила комиссия и наводила порядок»[92].

Помимо Сталина, советские граждане обращались за помощью и к другим вождям сталинского СССР. И не только в письменном виде, но и лично. Вот что вспоминает будущий директор русского отделения радиостанции «Голос Америки», «невозвращенец» А.Г. Бармин:

«Пока я лежал с приступом малярии в госпитале, меня тоже “приговорили” к исключению из академии. В моём “деле”, а об это я узнал уже после состоявшегося решения, кстати, за несколько месяцев до перехода на старший курс, была такая формулировка: исключён как “слишком молодой и слабый здоровьем”.

Я решил обратиться в Центральный Комитет партии. В те дни секретарь ЦК Вячеслав Молотов ежедневно принимал посетителей, и я отправился к нему на Воздвиженку. Пропуском в здание ЦК служил партбилет. “Первая комната направо”, – сказал мне дежурный. Кабинет Молотова был большим, но очень неухоженным и плохо меблированным. В центре комнаты стоял большой стол, окружённый стульями. В глубине, у окна – небольшой письменный стол, заваленный бумагами. В комнате уже находилось несколько посетителей, и Молотов разговаривал с одним из них, по виду рабочим. У него было крупное, заурядное, какое-то безмятежное и неодухотворённое лицо среднего бюрократа, внимательного, но равнодушного. Слушал он меня не перебивая, делая в это время пометки себе в блокнот. Потом задал несколько вопросов и сказал, слегка заикаясь:

– Хорошо. Я сделаю что смогу.

Через четыре дня решение о моём исключении было отменено. В те дни власти делали немало ошибок, но многие из них быстро исправлялись. Демократический дух проявлялся тогда в прямых контактах между руководителями и рядовыми членами партии, в простоте манер, которая иногда граничила с грубостью»[93].

Разумеется, по долгу службы автор просто обязан был пнуть своего благодетеля: согласно Бармину, у Молотова «безмятежное и неодухотворённое лицо бюрократа», а его кабинет «очень неухоженный и плохо меблированный». Однако даже враг и предатель Родины вынужден отдать должное демократичности порядков сталинского СССР. Попытайтесь сегодня попасть на приём к кому-нибудь из руководителей РФ уровня Молотова и почувствуйте разницу!

Возможность обратиться с жалобой или заявлением к высшим руководителям СССР была предоставлена даже заключённым. Вот что говорится в написанной в 1940 году секретной монографии «Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР»:

«Каждый заключённый имеет право подавать жалобы и заявления как в письменной, так и в устной форме, для чего во всех лагерных пунктах обязательно устраиваются специальные ящики для жалоб, вскрываемые только доверенным лицом управления лагеря не реже одного раза в 5 дней.

Жалобы и заявления заключённых, адресованные на имя членов Политбюро, в ЦК ВКП(б), в Комиссии партийного и советского контроля, в Президиумы Верховного Советов, в СНК СССР, в судебные органы и прокуратуру, а также в органы НКВД и поданные в закрытом виде, должны немедленно направляться в Управление лагеря для пересылки непосредственно адресатам, без ознакомления с содержанием.

Должностные лица, допустившие вскрытие таких конвертов и ознакомление с их содержанием, привлекаются к ответственности»[94].

Как мы видим, в атмосфере «всеобщего страха и репрессий», советские граждане не стеснялись отстаивать свои права перед произволом власть имущих. Эффективным средством для этого были письма, обращения и заявления в адрес Сталина и других руководителей страны. К жалобам относились серьёзно, на жалобы реагировали. В отличие от нынешнего «гуманного» времени.

Глава 5. Сталин и русская история

«Оплевание нашего прошлого»

«В дни оплевания всего нашего прошлого Вы один осмелились сказать правдивое слово», – писал академику С.Ф. Платонову один из его бывших студентов 25 апреля 1926 года. К сожалению, эта нелицеприятная оценка во многом соответствует действительности. Первые полтора десятилетия Советской власти и вправду можно назвать временем оплевания русской истории.

В чём же причина такого явления? В том, что большевики, как уверяет нас антисоветская пропаганда, якобы были для России чужеродным элементом? Нет, как раз наоборот – многие лидеры большевиков органично унаследовали в этом вопросе традиционные взгляды российской либеральной интеллигенции.

Корни этой русофобии берут начало ещё в петровском времени. При всей полезности реформ Петра I для России, их оборотной стороной стало насаждение чуждых русскому народу ценностей и идеологии. Как писал об этом Иван Аксаков «Русская земля подверглась внезапно страшному внешнему и внутреннему насилованию. Рукой палача совлекался с русского человека образ русский и напяливалось подобие общеевропейца. Кровью поливались спешно, без критики, на веру, выписанные из-за границы семена цивилизации. Всё, что только носило на себе печать народности, было предано осмеянию, поруганию, гонению; одежда, обычай, нравы, самый язык – всё было искажено, изуродовано, изувечено… Умственное рабство перед европеизмом и собственная народная безличность провозглашены руководящим началом развития…»[95].