Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни

– Buenas noches[12], – сказал отец.

Мужчина кивнул и что-то потребовал на испанском. Отец порылся в бардачке и протянул ему чек из магазина «Сирс». Человек долго изучал его, а затем назвал какую-то цифру – я понял это, потому что немного нахватался испанского, когда гостил у бабушки с дедушкой прошлым летом.

Отец недовольно хмыкнул и назвал другую цифру.

Мужчина улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. Прежде чем он успел еще что-то сказать, папа протянул ему несколько песо. Тот пересчитал. После этого отец включил первую передачу, и грузовичок покатился вперед. Оглянувшись по сторонам, толстяк сунул деньги в карман. Отец нажал на газ.

– Почему ты должен ему платить?

– Они называют это налогом. Но на самом деле это взятка.

– А разве это не против закона?

– Ясное дело, но он и есть закон.

– Он полицейский?

– В общем, да.

– А если полицейские нарушат закон, кто же будет их арестовывать?

– Не знаю. Хороший вопрос, Оллестад.

Отец дал мне немного помучиться над этими парадоксами. А потом заговорил.

– Жители бедных стран, вроде Мексики, пытаются любыми способами достать деньги. Для этого они даже приезжают в богатые страны – такие как Америка. Это неправильно. Но иногда, как вот сейчас с тем парнем, мы им подыгрываем, поскольку понимаем их обстоятельства.

Отец взглянул на меня, изучая мою реакцию. За окнами было темно. Вдалеке виднелось несколько одиноких огоньков.

– Значит, он лжец, так? – спросил я.

– Тот пограничник?

– Ну да…

– О-хо-хо! Получается, так.

Мне захотелось признаться, что я тоже солгал – про скейт и про то, где поцарапался. Я прижался лбом к окошку, чувствуя на себе взгляд отца. Я думал о Никсоне, о его отвисших щеках и сутулых плечах, а еще о золотых зубах полицейского и о том, как он ночь напролет сидит в своей будке, собирает с людей деньги и засовывает их в карман.

– Ты там не особо налегай на стекло, Оллестад, – проговорил отец.

– Извини.

– Хочешь положить голову мне на колени?

– Ага.

Я развернулся к отцу, улегся щекой на его бедро и подтянул согнутые колени, чтобы ступни упирались в дверцу.

Из окошка грузовичка мне на голову лился солнечный свет. Я приподнялся и вытер лоб футболкой.

– Buenos dias![13] – сказал отец.

Я заметил, что под глазами у него залегли складки – оливково-желтые, они резко выделялись на гладком, медово-коричневом лице. Никогда прежде я не видел его таким старым и уставшим. Он пил кофе из пластиковой чашки.

– Где мы? – спросил я.

– Только выезжаем из Энсенады…

Спросонья у меня все расплывалось перед глазами. Солнце подсвечивало заросли полыни на склонах, придавая им тускло-зеленый оттенок. Все это напомнило мне Малибу. На западе, за голыми береговыми утесами, насколько хватало глаз, простирался Тихий океан, и в утреннем свете вода его казалась персиковой.

Отец зевнул.

– Ты поспал? – спросил я.

– Ну да. Я свернул на обочину в районе Розарито и немного вздремнул.

– А почему не поехала Сандра?

Улыбка исчезла, словно вода впиталась в песок. Он, не отрываясь, смотрел на шоссе, и глаза его сузились.

– Она сильно разозлилась на меня, Оллестад.

– За что?

– Там все сложно.

– Вы поругались?

– Да. Но сердится она не из-за этого.

– А из-за чего?

– Из-за брата Ника. Ты же знаешь Винсента?

Я кивнул.

– Ну вот, он решил, что будет забавно украсть у Сандры птичку.

– Он украл ее попугайчика?

– Ага.

– Зачем?

– Чтобы разыграть нас, – ответил отец и покачал головой.

– Что за розыгрыш?

– Ну, он притворился похитителем птиц. Мы даже оставили для него деньги в телефонной будке у Джордж-Маркет. Мы понятия не имели, что это Винсент, пока он не заявился с птицей.

Отец пошевелил сложенными в трубочку губами – так же иногда делал дедушка.

– Сандра хотела, чтобы я вызвал копов, – сообщил он.

– И ты вызвал?

– Неа…

– И она ушла от тебя, да?

– Ага. Поставила мне ультиматум.

– Что-то вроде «если ты не… то тогда…»?

– Именно.

– А что это был за парень на мотоцикле?

– Не знаю. Какой-то ее приятель.

Взгляд его смягчился, и крючкообразные надбровные дуги уже не так сильно выделялись на лице. Теперь он опять был похож на самого себя.

– А почему ты не вызвал копов? – спросил я.

– Винсент – мой друг.

Отец иногда играл с Винсентом в покер в пляжном домике Бэрроу, и мне казалось странным, что он дружит с братом приятеля моей мамы. Но я никогда не заговаривал об этом.

– А он нарушил закон?

Отец кивнул.

– Тогда почему ты не позвонил в полицию?

– Это была просто глупая выходка.

– А если бы ты все еще работал в ФБР, то арестовал бы его?

Он рассмеялся.

– Нет. Мы гонялись за настоящими злодеями, а не за проказниками.

Я смотрел в окно на дорогу. Я знал, что отец работал в ФБР – в региональном отделении в Майями – с 1960 по 1961-й. Знал и о его книге, в которой он одним из первых разоблачал лицемерие Дж. Эдгара Гувера[14].

Отец попал в ФБР в возрасте 25 лет. Это была престижная работа – для нее требовалось высшее образование, желательно юридическое. Перед выходом на службу отец прочел все книги о Гувере, какие сумел найти. Он хотел побольше узнать о человеке, которого считали величайшим борцом с преступностью за всю историю Америки.

В первые недели обучения в школе ФБР отец был шокирован тем, сколько трещин обнаружилось на парадном фасаде. Преподаватели хвастались, что ни один президент никогда в жизни не уволит Гувера, а конгресс не посмеет подвергнуть сомнению ни одно суждение великого директора. На первом же экзамене отец с удивлением обнаружил, что преподаватели раздают всем правильные ответы, чтобы обеспечить успех политики Гувера, согласно которой всем агентам ФБР надлежало иметь высшие оценки. Единственным настоящим экзаменом был итоговый, на котором отец увидел самого директора. Гувер либо благословлял стажера, либо отстранял как непригодного. Стоило кому-то встретиться с ним взглядом, как его тут же вышвыривали. Если Гуверу не нравилась чья-то внешность (например, он не любил слишком маленькие головы), этого человека также списывали со счетов.

В начале службы отец не мог понять, почему бывалые агенты берут из гаража ФБР самые потрепанные машины – ненадежные в погоне, с неработающей рацией. Позже он узнал, что, согласно политике Гувера, агент, повредивший автомобиль ФБР, пусть даже и в процессе погони, обязан возместить ущерб из своего кармана. Кроме того, его политика предусматривала заниженные расходы на страхование – это позволяло Гуверу похваляться перед бюджетной комиссией конгресса, что он экономит десятки тысяч долларов налогоплательщиков. Через пару недель отец обнаружил, что директор отправляет на поиски угнанных автомобилей слишком много агентов. Гувер делал это для завышения показателей – ведь каждая найденная машина фиксировалась как очередное преступление, раскрытое ФБР, хотя при этом не было задержано ни одного опасного преступника.