Юрий Емельянов - Троцкий. Мифы и личность

«Двойное подданство» евреев заставляло их прибегать к различным способам приспособления к жизни в чужой стране, которые вступали в конфликт с государственным законом или общественной моралью. Оказавшись в эмиграции, В.В. Шульгин, неоднократно осуждавший неприятные ему поведенческие черты евреев, к своему удивлению обнаружил, что сходство между положением русских белых эмигрантов и евреев диаспоры привело к сходству в их поведении. Он вопрошал: «Разве сейчас мы не влачим ту же судьбу, которую имели евреи в течение тысячелетий? Разве мы не находимся сейчас «в рассеянии»? Разве сейчас мы не испытываем те же самые «ограничения в правах», которые раньше применяли к евреям?… Разве (не будучи в состоянии пробиться, из-за особого положения нашего, на службу государственную или к некоторым профессиям) мы не занимаемся всякого рода «гешефтами» (комиссионерство и прочее в этом роде)?… Разве мы не приобретаем постепенно привычки «обходить» неудобные для нас законы точь-в-точь, как это делали у нас евреи, и за что мы их ругали? И разве с каждым днем мы не приобретаем ту настойчивость и бесцеремонность, которые так нас раздражали в евреях и которые мы называли «наглостью» и «нахальством»?

Усилия всех евреев по созданию более благоприятных условий своего сосуществования в «стране пребывания» постоянно координировались и направлялись руководством общины в лице раввината. Миссионерская деятельность раввината среди неевреев имела прежде всего задачу обеспечения благожелательного отношения к евреям. С. Лурье подчеркивал: «Насколько облегчается понимание миссионерской деятельности евреев, если рассматривать их не как религиозную группу, а как национально-государственную единицу,… принужденную действовать и развиваться среди чужих народов». Как подчеркивал А.Б. Ранович, «евреи диаспоры… стали агентами пропаганды иудаизма. Что пропаганда иудаизма имела значительный успех, доказывается уже быстрым ростом численности евреев диаспоры, который нельзя объяснить только естественным приростом… Больше всего успеха пропаганда иудаизма имела среди женщин. Когда жители Дамаска задумали перебить евреев, они, по свидетельству Иосифа (Флавия. – Прим. авт.)… только боялись своих жен, которые за немногими исключениями, все были преданы иудейской вере».

Еврейская община стремилась особенно заручиться поддержкой власть имущих. Следуя библейским примерам Иосифа, Эсфири и Даниила, иудейская община стремилась поставить своих представителей на влиятельные посты в государствах, в которых они проживали. В истории можно найти немало примеров того, как евреи занимали видные государственные посты в христианских и мусульманских государствах. При этом, как подчеркивал С. Лурье, такие евреи зачастую «открыто заявляли себя евреями, считали свой народ выше и лучше самих хозяев, как в отношении происхождения, так и в отношении мудрости и добрых нравов». Нежелание таких евреев ассимилироваться, признав себя лишь гражданами того государства, в котором они заняли важные посты, вызывало нескрываемое раздражение у ряда античных авторов.

Таким образом, иудейская община внутри любой страны решала те же задачи, которые решало любое другое государство в своей внешнеполитической деятельности, осуществляя мероприятия дипломатические, пропагандистские, разведывательные и насаждая своих «агентов влияния». Масштаб задач, которые решала еврейская община в деле защиты ее интересов, и постоянное состояние вооруженного мира между ней и «страной пребывания» требовали сплоченности рядов еврейства. Во имя борьбы против общей угрозы подавлялись внутренние противоречия среди еврейской общины, порождаемые социальным и классовым расслоением.

С одной стороны, религиозное руководство общины постоянно напоминало богатым о необходимости благотворительной помощи беднякам. Множество поучений Талмуда и заповедей, написанных талмудистскими толкователями, подробно рассказывали, в каких размерах и каким манером должна оказываться помощь беднякам и малоимущим. В общинах существовал твердо установленный порядок благотворительной помощи нуждавшимся. С другой стороны, бедным и малоимущим постоянно напоминали о необходимости забыть свои обиды перед лицом общей угрозы.

Утверждая, что судьба индивидуального еврея во многом зависела от отношений всей общины с окружавшим миром, религиозное руководство общины жестко диктовало свои требования каждому из ее членов. Постоянная готовность к возможному нападению помогала превращать каждого еврея в солдата-резервиста, готового выступить в защиту общих интересов. В то же время, поскольку вооруженный конфликт был, как правило, не выгоден общине, предпринимались многочисленные усилия для его предотвращения. Каждый еврей должен был действовать как надежный информатор, сообщающий все необходимые сведения о событиях во вражеском стане, как умелый пропагандист, способный нейтрализовать враждебные евреям взгляды и распространять проеврейские настроения, как полномочный представитель общины, по поведению которого могут судить о всем народе. Руководство общины требовало от каждого еврея сдержанности в поведении, чтобы не спровоцировать нападения извне.

Случаи перерастания вооруженного мира в полномасштабный конфликт лишь убеждали членов еврейской общины в необходимости всецело подчиняться диктаторской власти раввината, действующей в условиях постоянного чрезвычайного положения. Малейшие отклонения от диктуемых норм поведения немедленно замечались и сурово осуждались как измена народу и Богу.

Еврейский просветитель И. Г. Оршанский писал: «Всякому, знакомому с еврейским бытом, известно, что староеврейский строй жизни, с его средневековыми учреждениями, религиозной обрядностью и фанатизмом, держится на силе консервативного, фанатического общественного мнения еврейского населения этих городов и местечек. Личная свобода, личная мысль здесь совершенно задавлена деспотизмом общины, которая следит зорким оком за тем, чтобы никто из ее членов не отступил от завета отцов ни на один волос; и горе тому, кто будет замечен в измене вере своих предков или хоть малейшему обычаю, освященному временем!» Об этом свидетельствовали беспощадные преследования таких «вольнодумцев», как Уриэль дАкоста и Барух Спиноза.

Жесткий контроль внутри общин и стремление государств, на территории которых они находились, сдержать их рост породили институт еврейского гетто – особых городских кварталов, населенных евреями. Описывая быт евреев в германском гетто XVIII века, Лион Фейхтвангер не жалел мрачных красок: «Загоняли их в тесные пространства, загораживали и наглухо запирали на ночь ворота их гетто, сторожили все входы и выходы. Жили они в неимоверной скученности; они размножались, но отведенное им пространство не расширялось… Мужчины и прекрасные женщины рано увядали, из десяти рожденных ими детей семеро умирали. Они были подобны мертвой застойной воде, отгороженные плотиной от бурного потока жизни, от языка, искусства, духовных интересов остальных людей. Они жили в удушающей близости, каждый знал тайну каждого, среди вечных сплетен и недоверия терлись они, вынужденные паралитики, друг о друга, до крови раздирали друг друга, один другому враг, один связанный с другим, ибо ничтожнейший промах и незадача одного могли стать несчастьем для всех».