Письма. Документы. Воспоминания - Исаак Ильич Левитан
Дела мои в этом году из рук вон плохи. Я ничего на выставке не продам, а изменить строй жизни, то есть уменьшить расходы, я не могу, ибо главное, Тереза, это мастерская, – без которой я никоим образом не обойдусь.
Таким образом, жизнь идет, траты и на грош не уменьшаются. Достать также [1 нрзб] я не могу, ни через Турчанинова, ни через кого-либо другого. Есть вещи, которые кажутся легко исполнимы]ми], но это только на расстоянии.
Если я что-нибудь продам теперь, я, сколько смогу, вышлю. В настоящую минуту я решительно не могу ничего. Поклон Петру[86]. Поцелуй от меня детей.
44. А.П. ЧЕХОВУ
Москва
14 октября[?] [18]95
Вчера, дорогой мой Антон Павлович, заходил к Солдатенкову[87]. Оказал[ось], что он еще за границей и пробудет с месяц. Дума[л]-раздумыва[л], у кого еще можно будет достать денег на издание[88], если Солдатенков откажется, и кроме С. Морозова не мог найти. Это[т] последний вернется из-за гран[ицы] тоже не скоро, в письме же ему написать об таком деле будет не особенно надежно. Приходится ждать.
На эти[х] дня[х] собирался к М[арье] П[авловне], да как-то не удалось, а теперь он[а] вероятно[?] в деревн[е]. Передай ей мой привет, как и всем ост[альным] твои[м].
Искрен[не] предан[ный] тебе
Левитан
45. В.Д. ПОЛЕНОВУ
[Москва]30 окт[ября 18]95
Могу ли я приехать к Вам, добрейший Василий Дмитри[евич], дня на два-три? Во-первых, хочется Вас повидать; во-вторых, у меня такой приступ меланхолии, такое страшное отчаяние, до которого я еще никогда не доходил и которое, я предчувствую, я не перенесу, если останусь в городе, где я еще более чувствую себя одиноки[м], чем в лесу. Не бойтесь. Вы не увидите моей печальной фигуры – я буду бродить.
Работать – не могу; читать – не могу; музыка раздражает; люди скучны, да и я им не нуж[ен]. Одно, что осталось, – изъять себя из жизни, но это после моего летнего покушения я повторить не могу, бог знает почему, и так[им] образ[ом], жить нет сил, умереть также; куда деть себя?!
К чему я Вам все это пишу – не знаю, но это, как стон у страдающего, непроизвол[ьно].
И. Левит[ан]
Ответьте: Покровский бу[львар], д[ом] Морозовой.
В.Д. Поленов – И.И. Левитану
Борок
6 ноября 1895 г.
Только сегодня получил я Ваше меланхолическое послание, любезный Исаак Ильич.
Конечно, приезжайте к нам подышать озоном, которого как раз много от тающего снега. Я ведь тоже больной человек и болею тем же недугом, что и Вы, и лечусь от этой ужасной болезни, которую Вы называете меланхолией, а по-нынешнему – неврастения, и, боюсь сглазить, лечение идет успешнее, чем в Париже у Шарко.
Главные медикаменты – это чистый воздух, холодная вода, лопата, пила и топор. И после трех месяцев микстур чувствуешь себя почти здоровым человеком и даже как будто забываешь, что есть на свете живопись, это счастье, эта отрава.
46. В.Д. ПОЛЕНОВУ
[Москва]
13 ноябр[я 18]95
Совсем было собрался ехать к Вам, добрейший Василий Дмитриевич, как вдруг, именно вдруг, меня страстно потянуло работать, увлекся я, и вот уже неделя, как я изо дня в день не отрываюсь от холста. Отчего, почему это делается, аллах разберет!
Вместе с тем, как я стал работать, и нервы стали покойнее, и мир не стал так ужасен… Этот подъем, конечно, продлится неделю, я знаю свои силы, или, вернее, свое бессилие, но я им воспользу[юсь] до конца. Как хотелось бы показать Вам свои работы, я Вам передать не могу. Надеюсь, когда Вы будете в Москве, Вы заглянете к Левитану.
Вероятно, меня хватит на неделю еще, и тогда позвольте мне на два – три дня приехать к Вам отдохнуть. Кстати, и зима, я думаю, станет, и будет приятн[о] ехать. Между прочим, можно ли будет привез[ти] с собой ружье? Я это потому спрашиваю, что может быть неприятно Вам будет, если и у Ва[с], т. е. в Вашем [1 нрзб.] убью что-либо. Но это совершен[но] не важно, я могу обойтись.
По поводу того, что Вы поправил[и] меня, сказав, что я неверно назвал нашу общую болезнь – неврастению – меланхолией, мне хочется Вам ответить словами Ромео у Шекспира: «Что розой мы зовем, все так же благоухало бы и под другим названием». Но дело, конечно, не в этом, а есть курьезный факт в деятельно[сти] новой Академии[89]. Саша Маковский[90], тот самый Маковский, которо[го] мы на аукцион Общ[ества] люб[ителей] ху[дожеств] не принимали, признан Акад[емией] художиико[м] с правом поездки за границ[у], один он! Каково, что Вы скажете на это? Это уже совсем без церемоний, нараспашку.
По-моему, это откровен[но] до цинизма!
Впрочем, и это все пустяки, а вот говорят, что Вы написали замечательную вещь, вот это так, это дело, и очень хочется посмотреть. Я не знаю, кто ее у Вас видел, а в Москве говорят об этом.
От души рад, что чувствуе[те] себя недурно, дай Вам бог. Прошу засвидет[ельствовать] мое почтенье Наталье Василь[евне].
Глубоко уважа[ющий] Вас и предан[ный] Вам
И. Левит[ан]
В.Д. Поленов – И.И. Левитану
Борок
23 ноября 1895
Очень рад, любезный Исаак Ильич, что на Вас нашел рабочий стих, для нашего брата это драгоценно, но все-таки, если найдете возможным урвать денька два-три для передышки, то приезжайте к нам; хотя мы и на отъезде, но все же недельку, вероятно, пробудем. Вы спрашиваете, привозить ли ружье? Все что угодно привозите, за исключением меланхолии. Что же касается до Александра Маковского, то мое пророчество, к сожалению, начинает сбываться…
До свиданья, преданный Вам В. Поленов
1896
Павел Третьяков приобрел картины «Март» и «Золотая осень».
47. П.М. ТРЕТЬЯКОВУ
[май 1896]
Глубокоуважаем[ый]
Павел Михайлов[ич]!
Я чрезвыча[йно] счастлив Вашим решением взять картину. Спасибо Вам и за присланные теперь деньги.
С глубоки[м] уваж[ением]
предан[ный] Вам
И. Левит[ан]
48. Е.М. ХРУСЛОВУ
[Москва]29 мая [18]96
Дорогой
Егор Моисеевич!
Вчера, возвратясь из поездки, встретил П.М. Третьякова, который почему-то теперь вздумал купить мою картину «Золотая осень», видев ее десятки раз!
Мы с ним покончили, и потому прошу считать ее принадлежащей галлерее П.М. Третьяков[а].
Вероятно, скоро приеду в Нижний, итак, до скорого свидания.
