Александр Кузнецов (3) - Внизу - Сванетия

Я заметил: выдающиеся люди Сванетии, так же как ее руководители, не утрачивают непосредственной связи с народом. Вот одна из обычных для Сванетии картин: идет за волами, тянущими по узеньким улочкам Местии деревянные сани, усталая женщина в черном запыленном платье. Миша вежливо здоровается с ней, почтительно, как всегда, разговаривает о чем-то, а когда мы расходимся, он говорит:

— Депутат Верховного Совета. 

ДЖГРАГ

У меня, как ты знаешь, три имени. Настоящее мое имя Чхумлиан. Так назвали меня при крещении в честь одного нашего далекого предка,— начал свой рассказ Миша.— Второе мое имя — Минан, так называют меня дома отец, братья, сестры, самые близкие родственники. И третье мое имя русское — Михаил. Мишей, Михаилом окрестили меня впервые в школе инструкторов альпинизма, не могли выговорить — Чхумлиан. А теперь у меня и в паспорте написано: «Михаил Хергиани».

Мы условились, что Миша расскажет мне, а я запишу всю его жизнь с того времени, как он начал себя помнить и до сегодняшнего дня. Расскажет все по порядку, останавливаясь подробнее на самых ярких событиях. Но это оказалось пустой затеей. Никому не советую прибегать к подобному методу — сажать человека за стол и заставлять рассказывать его о своей жизни. Ровно через час несчастный возненавидит вас лютой ненавистью. К сожалению, понял я эту истину не сразу и до сих пор удивляюсь, как это Миша не послал меня ко всем чертям вместе с моим блокнотом и дотошностью. Позже мы условились, что при случае он будет мне кое-что рассказывать в непринужденной обстановке, когда это будет уместно. Так и было впоследствии. Подробно он рассказал мне только о нескольких своих восхождениях.

Не получалось у меня сначала и со стариками. Когда я садился -с блокнотом перед старым сваном и просил его рассказать «какую-нибудь  легенду», он совсем переставал понимать по-русски и даже, как мне начинало казаться, по-свански. А я никак не мог взять в толк, в чем тут дело, и старался вытягивать из людей какие-нибудь новые сведения о Верхней Сванетии почти насильно, как клещами. Эффекта это не давало. Совсем уж было начав впадать в отчаяние, я вдруг понял всю порочность своего метода. А случилось это так. Ехали мы на машине в общество Кали. Болтали по дороге о том, о сем, а потом как-то примолкли. И тут мне шофер говорит: «Что ж ты замолчал, Саша, расскажи что-нибудь веселенькое». И я ничего уже не мог сказать до конца дороги. Пыжился, вспоминал какую-нибудь смешную историю, но так ничего «веселенького» рассказать и не смог.

Михаил Хергиани родился в той части Местии, которая называется Ланчвали. Родился в 1935 году. Местиа состояла из четырех отдельных селений — Ланчвали, Лагами, Лахтаги и Сети. Многие названия селений Верхней Сванетии произносят по-грузински, с прибавлением буквы «и» к концу слова: Лагам — Лагами, Кал — Кали, Ушгул — Ушгули. Селения Местии, как и все селения Верхней Сванетии, хоть и не похожи ни на какие другие в мире, зато весьма  похожи друг на друга. Те же дома-крепости с узкими бойницами вместо окон, те же башни и похожие друг на друга церкви с такими же бойницами. Названия селений Местии существуют и по сей день, только Джграг уже соединился с домами Ланчвали, а Ланчвали с Лахтаги. «Лишь Лагами, куда семья Хергиани перешла жить, когда Мише было 8 лет, стоит еще в стороне. Но и к нему протянулась уже цепочка современных «не сванских» домов.

Раннее детство прошло в старом сванском доме, в каких теперь уже не живут в Местии. Мы были в этом ланчвальском доме, Миша всегда посещает его, приезжая в Местию, но там мало что осталось от прежних времен, теперь там держат скот. Зато мы видели дом тети Сары и дяди Никалоза Хергиани, сохранившийся почти в полной неприкосновенности. Он вполне мог бы служить музеем старого сванского быта. Поскольку внешне и внутренне строения сванского дома были во всех дворах одинаковыми, я опишу дом Сары Хергиани, воспитавшей Мишу, так как он рано остался без матери.

Этот довольно сложно устроенный дом прежде всего каменный: строился с таким расчетом, чтобы его невозможно было поджечь. Состоит он из трех этажей и башни. Стены дома и башни украшены снаружи рогами туров, их было на стенах великое множество. Пропали рога сравнительно недавно: в Грузии вошли в моду турьи рога, их стали выделывать в большом количестве для вина. И рогов на стенах сванских домов не стало. Зато остались турьи кости. Их никогда не выбрасывали, а складывали в башне. Убить тура из лука и даже из кремневого ружья дело нелегкое, поэтому кости тура — свидетельство ловкости и охотничьего искусства хозяина дома и его предков.

Средний этаж — мачуб — служил зимним помещением. Большая комната, скорее даже зал с одной узкой бойницей вместо окна. Тонкий луч света и в самый солнечный день не освещает помещения, тут всегда полумрак. Вдоль трех стен отгорожены помещения для скота. Смотрятся они как театральные ложи, из которых выглядывают не меломаны, а рогатые морды коров и быков. Каждая такая ложа обрамлена закругленным сверху окном с деревянной резьбой. Амбразуры эти соединены сплошной деревянной и тоже резной стеной. Бывает у этих лож и бельэтаж. Верхние амбразуры поменьше, и из них выглядывают овечьи морды. В сванском доме-крепости скот должен был всегда находиться при людях, чтобы в случае нападения враги не могли увести его со двора. Вдоль четвертой стены идет такая же резная перегородка, там помещены шкафы с полками для посуды и продуктов.

Посередине зала горит костер. Никаких печей у сванов не было. Просто очаг, и над ним повешена во избежание пожара большая каменная, обычно из шифера, плита. Бревна, поддерживающие эту плиту, по концам украшены деревянной скульптурой в виде воловьих голов, реже лошадиных или турьих. Дым от огня выходит через окно-щель в верхнее помещение, а там через крышу. Возле очага установлена на треноге или иной подставке другая шиферная плита, поменьше. На ней пекли лепешки.

Медные котлы для приготовления пищи вешались над огнем на очажной цепи. Кованая и всегда очень древняя цепь — предмет священный, символ очага, символ семьи, дома, рода. На ней клялись, на ней проклинали. Унести ее из чужого дома считалось страшным оскорблением, смываемым только кровью. Такую цепь из своего старого дома Миша перенес к себе. Хергиани строили новый дом, и Миша хотел оборудовать его так, чтобы современность интерьера сочеталась со сванской стариной. Перенес он оттуда и старинный светильник. Светильники хороши в доме тети Сары, один стоящий на полу, другой подвесной. Оба кованые, круглые, с четырьмя бычьими мордами. Служили они подставками для лучины, так же как и русский светец.