Борис Голлер - Лермонтов и Пушкин. Две дуэли (сборник)

Что касается пародийности поэмы по отношению к Пушкину – то мы чуть-чуть задели эту тему в начале нашего размышления. Охотно можем привести еще несколько примеров…

Но скука, скука, боже правый,Гостит и там, как над Невой…

…сразу погружает нас в атмосферу не просто пушкинскую – но конкретно романа «Евгений Онегин». Помните? Онегин в деревне…

…потом увидел ясно он,Что и в деревне скука та же,Хоть нет ни улиц, ни дворцов,Ни карт, ни балов, ни стихов…

Поскольку Онегин приехал сюда из Петербурга, то, естественно, и здесь – «скука, как над Невой»!

Чего только стоит описание местных (тамбовских) дам:

И там есть дамы – просто чудо!Дианы строгие в чепцах,С отказом вечным на устах.При них нельзя подумать худо;В глазах греховное прочтутИ вас осудят, проклянут.

У Пушкина:

Я знал красавиц недоступных,Холодных, чистых, как зима…Дивился я их спеси модной,Их добродетели природной,И, признаюсь, от них бежал,И, мнится, с ужасом читалНад их бровями надпись ада:Оставь надежду навсегда…

И дальше поэма Лермонтова полнится сплошными перепевами «онегинских» мотивов.

О героине – Авдотье Николаевне, Дуне, супруге казначея, говорится:

Для большей ясности романаЗдесь объявить мне вам пора,

Что страстно влюблена в уланаБыла одна ее сестра.

Поскольку сестра Дуни для фабулы вовсе не имеет значения – и после разговора сестер об улане вообще больше не появляется – и нам все равно, была у героини сестра, не была – не понять сей пассаж как прямой намек на пушкинскую Ольгу просто нельзя. «Улан умел ее пленить // Улан любим ее душою…», ну и дальше – про то, как она стоит с ним «стыдливо под венцом».

Вот описание самого героя у Лермонтова:

Штабротмистр, строен, как корнет,Взор пылкий, ус довольно черный…

Пушкин во Второй главе романа представляет нам Ленского: «Дух пылкий и довольно странный…» Откровенная замена «духа» «взором» и «усом» при той же конструкции фразы…

И дальше – про штабротмистра Гарина:

Шутя однажды после спораВсадил он другу пулю в лоб…

Тоже, как вы понимаете, некоторое сходство – с неким героем Пушкина.

Страстьми земными не смущаем,Он не терялся никогда…

Этот «не смущаемый страстьми земными» герой сильно напоминает Онегина, покуда тот не ощутил укол истинной любви к Татьяне.

Про героиню у Лермонтова:

Она картавя говорила,Нечисто Р произносила;Но этот маленький порокКто извинить бы в ней не мог…

Пушкин тоже оттенял нечто подобное:

Как уст румяных без улыбки,Без грамматической ошибкиЯ русской речи не люблю…

Забавно объяснение Гарина с Дуней на вечере у губернского казначея, ее мужа:

Она, в ответ на нежный шепот,Немой восторг спеша сокрыть,Невинной дружбы тяжкий опытЕму решила предложить —Таков обычай деревенский!Помучить – способ самый женский.

«Богат, хорош собою, Ленский // Везде был принят как жених // Таков обычай деревенский». (Заметим, это все он делает так же открыто и в вызывающе пародийном – «Журналисте, читателе и писателе»!)

Но уж давно известна намЛюбовь друзей и дружба дам.

«Врагов имеет в мире всяк, // Но от друзей спаси нас, Боже! // Уж эти мне друзья. Друзья! // О них недаром вспомнил я!» – можно цитировать до бесконечности из Пушкина по тому же поводу. «Надзоры теток, матерей // И дружба тяжкая мужей».

А это бесконечное множественное число, тоже откровенно – из «Евгения Онегина». «Мы», «нам»:

Тогда, как мы, враги Гимена,В семейной жизни зрим одинРяд утомительных картин…

«Я жить спешил в былые годы…» – напоминает нам автор в своем лирическом отступлении – эпиграф к Первой главе из Вяземского («и жить торопится. И чувствовать спешит…») – эпиграф, кажется, не менее известный, чем сам роман Пушкина.

Или в другом – столь же лирическом:

Ужель исчез ты, возраст милый,Когда все сердцу говорит,И бьется сердце с дивной силой,И мысль восторгами кипит…

Так и хочется продолжить пушкинским:

Ужель, и впрямь и в самом деле,Без элегических затейВесна моих промчалась дней(Что я шутя твердил доселе)?.И ей ужель возврата нет,Ужель мне скоро тридцать лет?..

А объяснение Гарина с Дуней, похожее на известное письмо Онегина к Татьяне:

Я вижу, вы меня не ждали —Прочесть легко из ваших глаз;Ах, вы еще не испытали,Что в страсти значит день, что час!Среди сердечного волненьяНет сил, нет власти, нет терпенья!..

А у Пушкина это…

И я лишен того: для васТащусь повсюду наудачу;Мне дорог день, мне дорог час:А я в напрасной скуке трачуСудьбой отсчитанные дни…

Такое ощущение, что два текста Пушкина и Лермонтова можно бы просто переставить местами.

А сцена в поэме Лермонтова – появление мужа героини в момент объяснения героев:

Штабротмистр преклонил колениИ молит жалобно; как вдруг,Дверь настежь – и в дверях супруг…

Можно бы просто продолжить – по Пушкину:

И тут героя моегоВ минуту злую для негоМы, мой читатель, оставляем…

Но Лермонтов продолжает по-другому:

И через час ему приноситЗаписку грязную лакей.Что это? чудо! Нынче проситК себе на вистик казначей…

Драматический финал и «злую минуту» для героя Лермонтов заменяет грязной запиской, принесенной лакеем. Ничего не произошло. «Нынче просит – к себе на вистик казначей…» Все! Карточная игра – вместо жизни и смерти.