К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины - Ванесса О'Брайен
В течение следующих нескольких дней наши команды снова пересекались в чайных дальше по горной тропе. Мы с Феликсом всегда находили возможность поболтать, сравнивая впечатления о наших командах, о товарищах и – самое главное – о наших проводниках, которые в любой экспедиции выполняют целый ряд задач: следят за безопасностью, охраняют природу, готовят в лагере, раздают напитки и работают непосредственно проводниками. Как и на любой должности, связанной с управлением и людьми, первостепенное значение имеют такт и умение понимать других. Между тем альпинистам важно помнить, что их проводник – тоже человек, он так же замерз и измучился, как и все остальные. Проводники проделывали это путешествие и раньше, но от этого гора не становится ниже, а дым менее едким.
Феликсу нравился проводник его команды, Дэниел, который работал в International Mountain Guides (IMG) – высоченный здоровяк с сильным подбородком, любитель от души посмеяться. И чем больше Феликс превозносил добродетели Дэниела, тем больше действовала мне на нервы манера общения Дэвида. Интересно, не это ли причина того, что в моей команде всего три альпиниста, идущих к Эвересту, а в любой другой экспедиции, которые мы встречали по пути, включая и экспедицию Феликса, альпинистов было не меньше дюжины.
– Похоже, у вас отличная команда, – сказала я.
– О, у нас команда просто шикарная. А у тебя как?
– Немногочисленная. И все недовольны. Наш проводник приехал за нами в Катманду с сильной простудой, и он, как мне кажется, очень неорганизованный. По моему опыту, если хочешь, чтобы люди шли за тобой, всегда нужно быть собранным. Не буду спорить, строгость во имя благого дела тоже всегда нужна, но людям надо показать, что ты способен быть лидером.
– Да уж, тут строгостей и правда хватает, – Феликс кивнул.
Я закашлялась, как вампир, уткнувшись в сгиб локтя, и он посмотрел на меня со смесью сочувствия и отвращения.
– «Кашель Кхумбу», – прокомментировал он. – Холодный, сухой воздух и дорожная пыль: все это может серьезно навредить. Следи за самочувствием и контролируй свое состояние.
Я закивала, так как не могла говорить. Я до дрожи в теле пыталась сдержать кашель. К тому времени, как мы добрались до Дингбоче, голова раскалывалась. Носовые пазухи были забиты, и стоило мне начать кашлять, как я уже не могла остановиться, пока не оказывалась совсем без сил, на грани рвоты. И не только я чувствовала себя скверно. Южноафриканцы выглядели нормально, но британца из нашей команды выворачивало через каждые 100 м. Я начала принимать диамокс, лекарство для лечения острой высотной болезни, и головная боль немного отпустила, но кашель продолжался, когда мы поднялись выше 5486 м и прошли перевал Конгма-Ла. Этот перевал – серьезное испытание даже для лучших альпинистов в хорошей форме, поэтому к тому времени, когда мы достигли деревни Лобуче на другой стороне, я боролась буквально за каждый вздох.
Когда, наконец, мы добрались до базового лагеря Эвереста, я заползла к себе в палатку, как раненый зверь. К ужину заставила себя пойти в столовую, задыхаясь и останавливаясь передохнуть через каждые 10–12 шагов. Нехорошо. Совсем нехорошо. Казалось, что легкие у меня теперь сделаны из дырявой бумаги. Всю ночь я просыпалась, страдая от одного судорожного приступа кашля за другим, ощущая, что вот-вот треснут ребра, сплевывала красновато-розовую пену и прислушивалась к чередованию бульканья и хрипов в груди при каждом вдохе и выдохе. Я лежала в спальнике, приказывая себе перестать кашлять. Сознание превыше бытия. Разум выше горы. Не буду кашлять. Не буду думать о том, что тону.
На следующий день был запланирован отдых. По-моему, за весь день я провела в вертикальном положении от силы минут шесть. Никогда в жизни я не была до такой степени измотана. Я ощущала себя персонажем одного из рекламных роликов о ХОБЛ20, где у человека на груди сидит слон. Я смутно припоминала гордыню новичка, с которой начала путешествие восемь дней назад (или это было 10 лет назад?). Я все была готова отдать, лишь бы вернуть себе хотя бы 1 % энергии, которую потратила, носясь взад и вперед по тропе в предгорьях, пока остальные неспешно двигались ровным шагом, словно стадо шерстистых мамонтов. Я то засыпала, то просыпалась в неудобном спальнике, убаюкиваемая далекими песнями шерп на другом конце лагеря, где они проводили церемонию пуджи для команды Феликса, отправлявшейся на восхождение.
Обряд пуджи – обязательный ритуал для шерп; они не позволят никому выйти за пределы базового лагеря без этой церемонии, которую проводит лама в благоприятный день, который сам же и выбирает. В центре лагеря сооружена пирамидка, и в день пуджи альпинисты выбирают снаряжение и личные вещи, которые им хотелось бы благословить, и возлагают их на алтарь. Молитвы и песнопения продолжаются целых полтора часа или дольше и включают в себя просьбу к горному божест-ву о разрешении подняться, молитву о благополучном возвращении и просьбы простить любой ущерб, который наносят горам наши кошки и прочий ледовый инструмент. Не придерживаясь никакого конкретного порядка, шерпы подбрасывают рис, сжигают можжевельник и наносят на лицо каждого альпиниста тсампу (поджаренную ячменную или пшеничную муку), что символизирует бороду, которую он отрастит, когда доживет до глубокой старости. Присутствующие на пудже съедают много сладостей, пьют сладкую газировку, а иногда и кое-что покрепче. К концу над жертвенником во всех четырех направлениях церемонии поднимают молитвенные флаги, нанизанные в определенном порядке: синий – небо, белый – воздух, красный – огонь, зеленый – вода, а желтый – земля. Почти всегда мимо пролетает ворон или ворона и садится наверху.
На следующий день мы отрабатывали навыки альпинизма: подъемы, дюльфер, передвижение в кошках вверх-вниз по склонам, окружающим базовый лагерь. Меня несколько раздражало, что люди, которые не собирались подниматься, тренировались вместе с остальными, так что каждому члену приходилось долго ждать, чтобы выполнить свою последовательность заданий. Мы планировали подняться к ледопаду на следующий день, но за ужином в столовой Дэвид заявил: «Мы задержимся на сутки и дадим кое-кому время избавиться от проблем со здоровьем». Он имел в виду вовсе не свою простуду, но на этот раз я не почувствовала себя столь уж уязвленной его словами. Британец, которого раньше рвало, теперь маялся от желудочного расстройства, и его диарею было так же невозможно скрыть, как мой кашель с красной пенистой мокротой, хотя, будь у меня выбор, я бы обеими руками проголосовала за кашель.
Врач компании – организатора экспедиции не имел никакого опыта в высокогорной медицине, но он вроде был добрым и помогал тем, кто страдал от «кашля Кхумбу».
