Леонид Млечин - Брежнев. Разочарование России

— Кроме Воронова, — ворчливо заметил помощник генерального Александров-Агентов. — Этот господин никогда не отказывает себе в удовольствии прислать дюжину страниц с замечаниями. Писатель…

Борис Панкин впервые слышал, чтобы помощник, хотя бы и первого лица, столь небрежно отзывался о члене политбюро. Потом он поинтересовался, какие были замечания. Другой помощник генсека, Георгий Эммануилович Цуканов, ответил, что замечания были несущественные.

— А Воронов?

— Как всегда, накатал несколько страниц, но их велено оставить без внимания, — с нескрываемым удовольствием сообщил Цуканов.

По словам одного провинциального секретаря обкома, Воронов, выступая, «нудно и утомительно поучал, показывая свою ученость, больше напоминал манерного провинциального лектора, чем государственного деятеля масштаба России».

Говорят, что Воронов потерял свой пост, поскольку не сумел наладить отношения с первыми секретарями областных комитетов. В 1971 году его переместили на внешне значительный пост председателя Комитета народного контроля СССР. Но Геннадий Иванович быстро убедился в том, что Брежнев ни в грош не ставит его ведомство.

— Никакой пользы от народного контроля я не вижу, — повторял Леонид Ильич. — Вот был Мехлис, его все боялись.

Воронов прилетел к Брежневу в Пицунду, где тот отдыхал, привез записку о совершенствовании системы народного контроля. Леонид Ильич вместо обсуждения позвал гостя купаться, потом сели играть в домино. Принесли коньяк. Брежневу совершенно не хотелось заниматься делами. Вскоре Суслов пригласил к себе Воронова и сообщил, что председателю комитета не надо быть членом политбюро. Геннадий Иванович, не дожидаясь, когда от него избавятся, в апреле 1973 года сам подал в отставку…

Потерял кресло в политбюро и первый заместитель главы правительства Дмитрий Степанович Полянский. С Брежневым они были на «ты» и называли друг друга по имени. Со временем Леониду Ильичу это разонравилось: он хотел большего уважения даже со стороны старых товарищей. Дмитрий Степанович пропустил важный момент, когда Брежнев перестал нуждаться в соратниках и пришел к выводу, что подчиненные полезнее.

Излишняя активность Полянского раздражала членов политбюро. Особенно когда он проявил особый интерес к идеологическим вопросам, что не входило в прямые обязанности первого заместителя председателя Совета министров. Он пытался влиять на литературные дела, покровительствовал «своим» писателям, причем людям бесталанным, но с большими амбициями. А в политбюро существовали свои правила. Наводить порядок в чужом огороде не было принято.

Леонид Замятин рассказывал, что Полянский внимательно следил за тем, что западная пресса писала о членах политбюро и прежде всего о генеральном секретаре, постоянно об этом говорил:

— Ты видишь, что они себе позволяют?

И громко цитировал, обсуждал. А Брежнев вовсе не хотел это слышать. То, что его интересовало, ему докладывали и без Полянского. Среди служебных вестников ТАСС была серия «ОЗП» (обзор зарубежной печати), распространявшаяся только среди высшего руководства. В ней помещались все «антисоветские» сообщения, в том числе приводились нелицеприятные оценки, которые за рубежом давали советским лидерам. Замятин следил за тем, чтобы ничего плохого лично о Брежневе в «ОЗП» не попадало.

Говорят, что в какой-то беседе с Полянским Брежнев, как случалось, когда с ним не соглашались, бросил:

— В такой ситуации я работать не в состоянии и подам заявление об уходе!

На что Полянский вроде бы выпалил:

— Что ты нас пугаешь своим уходом? Уйдешь — другой придет.

Брежнев осекся. Этот эпизод он запомнил.

2 февраля 1973 года на заседании политбюро, когда повестка дня исчерпалась, Брежнев неожиданно сказал:

— У меня был Мацкевич и подал заявление об освобождении от должности министра сельского хозяйства. Он просится направить его на работу за границу. Я дал согласие. Как вы, товарищи, думаете?

Никто из членов политбюро высказываться не стал. Что говорить, когда вопрос решен? Мацкевича отправили послом в Чехословакию. Брежнев заговорил о важности поста министра сельского хозяйства:

— Это должен быть известный человек, авторитетный в партийных и советских кругах. Я долго думал над такой кандидатурой и вношу предложение назначить министром сельского хозяйства товарища Полянского.

Сам Полянский, видимо, задумавшись, не услышал собственной фамилии и вполголоса переспросил у сидевшего рядом Шелеста:

— Петр Ефимович, о ком идет речь?

— Дмитрий Степанович, ты что? — поразился Шелест. — Не слышал? О тебе говорят.

Полянский недоуменно сказал:

— Ты брось шутить.

Шелест повторил:

— Брежнев твою фамилию назвал.

— Но со мной никто не говорил об этом!

Тут уже Брежнев обратился к самому Полянскому:

— Дмитрий Степанович, почему вы молчите?

— Что я должен говорить?

— Так ведь о вас идет речь.

— Со мной никто не говорил на эту тему.

— Вот сейчас и говорим при всех. Вы занимаетесь сельским хозяйством, знаете условия, для вас ничего нового в этом вопросе не может быть.

Полянский побледнел, поднялся:

— Леонид Ильич, я просил бы этого не делать. Для меня это слишком неожиданно. Я даже не готов дать ответ на такое предложение. Кроме того, мое состояние здоровья не позволит мне полностью отдаться этому огромному участку. А я не хочу вас подводить.

Объяснение Полянского прозвучало по-детски неубедительно и даже жалко. Один из руководителей правительства пытался отговориться от нового задания, как школьник, не выучивший урок. Брежнев не отказал себе в удовольствии поиздеваться над товарищем по политбюро:

— А что, работать первым замом предсовмина не требуется здоровья? Я думаю, что заявление Полянского несостоятельно. Мы все в какой-то степени больные, но работаем же.

Полянский продолжал бормотать:

— Так ведь в Совмине я и так занимаюсь сельским хозяйством.

— Министром работать — это другое дело. Тут будете решать вопросы конкретно, самостоятельно.

Вечером Полянский удостоился аудиенции у Брежнева. Леонид Ильич извинился, что не смог заранее поговорить, но мнения своего не изменил. Вопрос о назначении министром был решен. Полянский из Совмина перебрался в Министерство сельского хозяйства. Он еще оставался членом политбюро.

Но теперь уже не только Брежнев, но и глава правительства Косыгин стремились от него отделаться. Алексей Николаевич не любил Полянского, поскольку тот держал себя не просто независимо, но и на равных с главой правительства… Кончилось тем, что Полянского пригласил секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов и положил на стол список: