Заметки старого кавказца. Генерал Засс - Георгий Семёнович Атарщиков
В поддержание проповедуемой Зассом идеи страха на нарочно насыпанном кургане у Прочного Окопа при Зассе постоянно на пиках торчали черкесские головы, и бороды их развевались по ветру Грустно было смотреть на это отвратительное зрелище.
Раз Засс пригласил к себе m-me Нарышкину, и она согласилась с условием, что неприятельские головы будут сняты. Засс исполнил ее желание, и мы все были у него в гостях. Взойдя как-то в кабинет генерала, я был поражен каким-то нестерпимым отвратительным запахом, а Засс, смеючись, вывел нас из заблуждения, сказав, что люди его, вероятно, поставили под кровать ящик с головами, и в самом деле вытащил пред нами огромный СУНДУК с несколькими головами, которые страшно смотрели на нас своими стеклянными глазами. „Зачем они здесь у вас?“ – возразил я. „Я их вывариваю, очищаю и рассылаю по разным анатомическим кабинетам и друзьям моим профессорам в Берлин“.
Мне показался страшным генерал Засс, и я невольно сравнил его с анапским комендантом Ротом, который придерживается совершенно противной системы и старается привязать к себе горцев ласковым, человеческим обращением и соблазняет их выгодами и барышами торговли как вернейшим средством указать дикарям выгоду сближения с более образованным народом – русскими. М. С. Воронцов, вполне европейский человек и даже англоман, в более обширных размерах придерживался, в свое управление Кавказским краем, той же системы. В то время, по крайней мере, Засс не достиг своей цели, и горцы так его ненавидели или, лучше сказать, боялись, что присылали депутатов к Роту просить его помочь им пушками и казаками идти вместе с ними против Засса… Такое наивное предложение, по нашему суждению, и совершенно логичное, по понятиям свободных горцев, конечно, не могло быть исполнено.
Про Засса рассказывают много анекдотов, из коих половина, конечно, выдумки; но во всех их проглядывает какое-то таинственное и сверхъестественное моральное влияние, которого и добивался Засс. Он разными шарлатанствами успел уверить диких сынов Кавказа, что сам знается с шайтаном и может знать их сокровеннейшие мысли. Часто дурачил он у себя в Прочном Окопе грубых сынов Кавказа с помощью новейших открытий науки и не пренебрегал ни электрическою машиною, ни вольтовым столбом, ни духовым пистолетом, ни гальванизмом.
Вот еще одна шутка его, которая могла стоить жизни человеку, с которым была сыграна. У него проживал в доме старинный друг его, майор в отставке, курляндец по рождению, М. Однажды майору надоела вечная суета и тревога в доме и во дворе друга. Постоянные приезды лазутчиков, гонцов, князей и всего военного казачьего сброда. Вечное движение, шум, гам гончих и борзых свор и вся суета эта решили наконец майора уединиться в Ставрополь и расстаться со своим другом. Приближались святки, и майор получил приглашение от Засса приехать к нему погостить и отпраздновать Мартына Лютера жареным гусем с яблоками и черносливом. Майор мигом собрался и пустился в Прочный Окоп. Не доезжая до станицы, на экипаж мирного старого майора нападает партия черкес, завязывает ему глаза и рот, берет в плен и, связанного, мчит в горы. Пленник, окруженный толпою горцев, громко говорящих на своем варварском наречии, предался своему жребию и был ни жив ни мертв. Наконец, он чувствует, что его вводят в дом, слышит, что находится подле огня, который его несколько согревает, а шум и спор между похитителями продолжается. „Вероятно, – думает старик, они делят меня и спорят о праве владеть мною“. Но вдруг снимают с него повязку и удивленному, пораженному майору представляется кабинет Засса… Сам, довольный, смеющийся, генерал и много казаков, совершенно схожих с неприятелями, которых одежду и вооружение издавна, как известно, себе усвоили. Майор рассердился за злую шутку, плевался, бранился самыми отборными словами и едва было не рассорился со своим другом, который только и умилостивил разгневанного потомка Ливонских Рыцарей обещанием, ежели б, чего боже сохрани, подобная беда стряслась над майором в самом деле, то дружба заставила бы непременно его освободить из плена. Вкусный приготовленный гусь помирил друзей. Однако майор прохворал с неделю, от потрясения ли, страха или несварения желудка – неизвестно»…
Н. И. Лорер Записки моего времени Воспоминание о прошлом Мемуары декабристов М.: Правда, 1988
Нижегородский драгунский полк
До своего перевода на Линию, Г. X. Засс некоторое время служил в знаменитом Нижегородском драгунском полку едва ли не лучшей кавалерийской части Российской Империи. Ниже приводится отрывок из «Истории Нижегородского драгунского полка», который прекрасно иллюстрирует изобретательность и остроумие офицеров полка, а также их душевное благородство и честность.
«Известная способность русского человека заимствовать от соседей все, что ему придется по нраву, была как нельзя более применима к Нижегородцам», – и большинство их, если не бойко, то все же мараковали по-грузински настолько, чтобы принимать участие в хоровом пении, без которого грузину и обед не в обед.
После ряда веселых кутежей, различных удовольствий, наконец охот с ястребами, офицеры возвращались домой и погружались опять в свою штаб-квартирную жизнь.
Жизнь эта была не затейлива, но характерною чертою ее были опять-таки то же радушие, и то же хлебосольство. Жили офицеры, вообще говоря, довольно широко, а духанщики, державшие в своих руках торговлю, пользовались этим и наживались так, что Климовский (тогдашний командир полка прим. ред.) вынужден был наконец наложить на них узду и установить таксу на все жизненные продукты. Жадные торговцы покорились необходимости, но зато перенесли свою изобретательность на другие предметы, дававшие барыши больше, чем любая торговля. В полку, как на всем Кавказе, любили «перекинуться в картишки», и хотя старшие офицеры старались сдерживать чересчур размашистые молодые натуры, – но проигрыши все-таки случались, и иногда довольно крупные. Вот этими-то «стесненными обстоятельствами» и пользовались «восточные человеки», чтобы уловить простодушную жертву в свои крепкие сети. Они охотно ссужали нуждающихся деньгами, но непременно под тройной вексель, да под 10, а то и 12 процентов в месяц. А случись офицеру переписать вексель, то переписывался уже он «с сопричтением процентов на
