Джон Кракауэр - В диких условиях

Франц просил выпуск «Аутсайд» за январь 1993 г., в котором заглавная статья была посвящена смерти Криса МакКэндлесса. Его письмо было адресовано чикагскому филиалу «Аутсайд», который и переслал его мне.

Во время своей хиджры[21] МакКэндлесс произвел неизгладимое впечатление на многих людей, большинство которых провело в его обществе лишь несколько дней. Но самое сильное влияние юноша оказал на Рональда Франца, которому в момент их встречи в январе 1992 г. было восемьдесят лет.

Попрощавшись с Джен Буррс у почтового отделения в Солтон Сити, МакКэндлесс отправился в засушливую местность и разбил лагерь на границе парка «Пустыня Анза-Боррего». Строго на запад, на шестьдесят метров ниже уровня моря, лежало Море Солтона, Тихий океан в миниатюре, возникший в 1905 году из-за грандиозной инженерной ошибки: вскоре после открытия водовода от реки Колорадо для орошения плодоносных земель Долины Империал река размыла берег и сплошным потоком хлынула в канал. Более двух месяцев практически весь речной поток сливался через канал Долины империал в котловину Солтона. Вода смела фермы и поселения, затопила шесть с половиной тысяч квадратных километров пустыни и образовала внутреннее море.

Находящийся всего в восьмидесяти километрах от лимузинов, теннисных клубов и зеленых лужаек Палм Спрингс западный берег Моря Солтона был когда-то излюбленным объектом спекуляций недвижимостью. Были спроектированы роскошные отели, распределены наделы земли, но грандиозным планам не суждено было осуществиться. Ныне большинство участков пустует и медленно поглощается пустыней. По широким бульварам Солтон Сити шуршат перекати-поле, тротуары усеяны выцветшими знаками «Продается», и краска отслаивается с заброшенных зданий. Плакат на окне Бюро недвижимости и девелопмента моря Солтона гласит «Закрыто / Cerrado». Только шум ветра нарушает тишину города-призрака.

Вдали от берега земная поверхность сперва плавно, затем круто поднимается, образуя иссушенные, фантастические эрозии Анза-Боррего. Низина за ними изрезана обрывистыми оврагами. Здесь, на выжженных невысоких холмах, усеянных чольями[22], аморфами[23] и шестиметровыми фукьериями[24], МакКэндлесс спал на песке, укрывшись куском брезента.

Чтобы добыть еду, он пешком или на попутке преодолевал шесть с половиной километров до города, где покупал рис и наполнял пластиковую флягу в покрытом бежевой штукатуркой здании, вместившем под своей крышей рынок, вино-водочный магазин и почту, а также служившем культурным центром Солтон Сити. В один из четвергов середины января МакКэндлесс ловил попутку обратно к холмам, и его подвез старый Рон Франц.

— Где твой лагерь? — спросил старик.

— За горячими источниками О-боже-мой, — ответил МакКэндлесс.

— Я живу здесь уже шесть лет, и ни разу не слышал ни о чем подобном. Покажи мне это место.

Несколько минут они ехали по дороге к морю Солтона, затем МакКэндлесс попросил его свернуть влево в пустыню, где вдоль узкого ручья змеилась грунтовка, пригодная разве что для внедорожников. Через полтора километра они прибыли в странный лагерь, куда около двухсот странников съехались на своих машинах, чтобы провести зиму. Это сообщество выглядело, словно картина постапокалиптической Америки. Целые семьи ютились в дешевых трейлерах, затянутых тентом, а стареющие хиппи — в фургонах, покрытых светящейся краской. Бродяги, похожие на Чарли Мэнсона, спали в проржавевших Студебеккерах, покинувших дороги еще во времена Эйзенхауэра. Многие из них ходили по лагерю нагишом. В центре коммуны вода из геотермального источника поступала в два мелких, источающих пар бассейна, обложенных камнями. Это и были источники О-боже-мой.

Сам МакКэндлесс расположился в восьмистах метрах от источников. Франц подвез его и, немного поболтав со своим попутчиком, вернулся в город, где жил в одиночестве, присматривая взамен квартплаты за полуразвалившимся домом.

Франц, убежденный христианин, провел большую часть своей взрослой жизни в армии, расквартированной в Шанхае и на Окинаве. В канун 1957 года, пока он был в Азии, его жена и единственный ребенок были сбиты насмерть пьяным водителем. Сын Франца в следующем июне должен был окончить медицинскую школу. Франц ушел в запой.

Через полгода он смог собраться и резко прекратил пьянствовать, но так никогда и не смирился с потерей. Чтобы скрасить свое одиночество, он неофициально «усыновил» четырнадцать бедных мальчишек и девчонок с Окинавы, и оплатил старшему медицинскую школу в Филадельфии, а еще одному — обучение на врача в Японии.

Когда Франц встретил МакКэндлесса, его давно уснувшие отцовские инстинкты пробудились вновь. Он просто не мог выкинуть юношу из головы. Парнишка сказал, что его зовут Алекс — он отказался сообщать фамилию — и что он из Западной Виргинии. Он был вежлив, дружелюбен и опрятен.

«Он выглядел очень смышленым, — говорит Франц с резким экзотическим акцентом, походящим на смесь шотландского, голландского и растягивания слов, свойственного жителям Каролины. — Я решил, что он слишком хорош, чтобы жить у этих источников со всякими нудистами, забулдыгами и торчками». Посетив воскресную службу в церкви, Франц решил побеседовать с Алексом «о том, как тот живет. Кто-нибудь должен был убедить его получить образование и работу, чтобы из его жизни вышел толк».

Когда он вернулся к палатке МакКэндлесса и принялся вещать о самосовершенствовании, МакКэндлесс его резко оборвал. «Послушайте, мистер Франц, — объявил он, — Вам не нужно обо мне волноваться. Я закончил колледж, и я не лишенец. Я сознательно выбрал такую жизнь». А затем, несмотря на взятый поначалу тон, МакКэндлесс тепло отнесся к старику, и они долго беседовали. Еще не стемнело, как они приехали в грузовике Франца в Палм Спрингс, поужинали в отличном ресторане и поднялись на канатке на вершину пика Сан Хасинто, у подножия которого МакКэндлесс остановился, чтобы отрыть мексиканский плащ-накидку и другие вещи, которые он закопал для сохранности год назад.

В последующие недели МакКэндлесс и Франц провели вместе немало времени. Юноша постоянно ездил автостопом в Солтон Сити, чтобы постирать одежду и поесть барбекю в квартире Франца. Он признался, что коротает время до весны, когда планирует отправиться на Аляску и начать «решающее приключение». Они поменялись ролями. Теперь уже МакКэндлесс рассказывал Францу, годящемуся ему в деды, о недостатках его малоподвижной жизни, призывая восьмидесятилетнего старика продать свои пожитки, покинуть квартиру и начать путешествовать. Франц выслушивал эти разглагольствования, радуясь обществу юноши.