Лев Хургес - Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка

С ростом квалификации радиолюбителям открывалась широкая дорога в профессиональные радиооператоры, нужда в которых увеличивалась с каждым днем. Попал и я на радиостанцию Центрального дома Красной Армии им. М. В. Фрунзе в Москве. Коротковолновый радиопередатчик «ЦДКА»: мощность – полтора киловатта (не то, что наши «пшикалки» – десять-пятнадцать ватт), но условия приема жуткие. Трамваи, моторы, а самое главное – рентген. Хотя он был на расстоянии почти полукилометра от радиостанции, но как только включится – снимай наушники и жди, пока его выключат. А работы на станции невпроворот: кроме основной работы по связи с домами Красной Армии, мы выполняли договорные работы по радиосвязи со строительствами Вишерского целлюлозно-бумажного комбината (Вишхимз) и Беломорканала (центральная Медвежья Гора). Обе эти стройки велись главным управлением лагерей ОГПУ (ГУЛАГ).

Руководство этого ведомства быстро оценило оперативность и удобство радиосвязи с лагерями и завалило нас работой по горло. Все важнейшие вопросы снабжения, оперативного руководства, отчетности (причем все открытым текстом или иногда очень наивно зашифрованное), проходили через нашу радиостанцию. Тут еще оказалось, что единственный сапожник, которому наркомвоенмор Ворошилов всегда доверял пошив своих сапог, в чем-то провинился и отбывает срок на Беломорканале. Начались обширные переговоры по радио, в результате была решена проблема заочной пошивки сапог для наркома, в нужном количестве и соответственного качества.

А кролики! Скольких бессонных ночей стоили они мне – да не только мне, я-то только отделывался недосыпом, а у скольких людей из-за них и головы полетели! Вдруг почему-то выяснилось, что «мясная» проблема, возникшая после коллективизации, может чуть ли не мгновенно решиться путем массового разведения кроликов. ГУЛАГ тоже не остался в стороне и организовал в лагерях крупные фермы кролиководства. Но эти окаянные животные, вопреки всем прогнозам самых авторитетных ученых, обнаружили свойство не менее интенсивно дохнуть, чем размножаться. Начались длительные переговоры по радио с участием видных специалистов по кролиководству. «Мясной» проблемы по Союзу эти кролики не решили, и через некоторое время про них уже забыли, хотя средств на это потратили немало.

Вообще говоря, методы работы товарищей из ОГПУ иногда переходили всякие этические нормы: как-то в канун октябрьского праздника я пришел домой довольно поздно, причем навеселе. Только разделся, стук в дверь. Открываю – человек в кожаном пальто и с малиновыми нашивками ОГПУ (собственно, нашивки были и не обязательны, так как кожаные пальто в те времена носили почти исключительно работники ОГПУ). «Вы такой-то? Одевайтесь, не поднимайте шума и следуйте за мной!» Выходим на улицу, стоит легковая машина. «Садитесь!» Едем. Думаю: «Куда?» С площади Свердлова свернули на Неглинную. «Слава богу! Лубянка отпадает, неужели сразу в Бутырки? Но за что?» Мой спутник молчит. «Приедем, узнаешь». Доехали до площади Коммуны[51]. «Если свернет налево, значит все-таки Бутырки. Нет, едет прямо в ЦДКА, во двор. В чем дело? Непонятно». Подъехали к радиостанции, там нас уже ждут. Проходим в аппаратную. Тут все и выясняется: оказывается, в три часа ночи руководство Беломорканала должно передать по радио сводку о ходе работ по завершению строительства, и она должна быть у зампреда ОГПУ – Г. Г. Ягоды к началу парада на Красной площади, на случай, если этими данными заинтересуется Джугашвили. Сводку я, конечно, своевременно принял и передал своему молчаливому спутнику, но в пути порядком перетрусил. Хорошо, что в те времена я был еще молод, сердце не шалило, а то ведь такие «методы» для человека с более слабым здоровьем могли привести к печальным последствиям.

Правда, связь с этим ведомством иногда давала и некоторые материальные выгоды: дефицитные учебники и письменные принадлежности свободно продавались в кооперативе ОГПУ (на бывшей Лубянке). Однажды за хорошую работу мне дали «боны» ОГПУ[52], на которые я впервые в жизни купил себе костюм. Правда, он был номера на два великоват, но в те времена это не играло существенной роли, потому что во всех магазинах (даже в кооперативе ОГПУ) господствовал принцип: лопай что дают.

Единственное неудобство моей работы заключалось в том, что в любое время могли вызвать на работу, причем на неограниченное время, а это, естественно, влияло на учебу в Институте связи[53], в который я все же поступил – правда, совершенно случайно. В то время каждый молодой радиолюбитель мечтал об этом.

Со времени окончания школы прошло много времени, и я уже основательно перезабыл все школьные науки, а конкурс даже для имеющих рабочий стаж был велик, так что необходима была серьезная подготовка. На счастье, при ЦДКА были организованы курсы по подготовке в вузы. Весь коллектив радиолюбителей радиоузла ЦДКА поступил на эти курсы. Не отстал и я. Но одно дело поступить на курсы, а другое – нормально на них учиться.

Во-первых, ОГПУ срывало львиную долю учебных часов, да и другие, менее уважительные причины тоже влияли: в отличие от своих друзей, я почти не посещал занятий. Документы в институт я все же подал. Через некоторое время всем моим коллегам пришли извещения, что они допущены к приемным экзаменам. Мне такого извещения почему-то не пришло, и я решил, что из-за того, что мне в том же году предстояло идти в армию, меня и не допускают к экзаменам. Особенно горевать по этому поводу я не стал, тем более что шансов на получение проходного балла у меня, конечно, не было. Я решил: отслужу год (в те времена ребята, имевшие среднее образование, служили один год и после сдачи экзамена в части получали звание командира взвода запаса), а после демобилизации серьезно подготовлюсь и буду поступать в вуз. Это мудрое решение дало мне пока возможность вместо напряженной учебы (чем занимались все лето мои коллеги) поехать в Крым в туристический поход, а в остальное свободное время играть в теннис.

Начались приемные экзамены. Ребята мои ночи не спят, волнуются, сдают экзамены, а я и в ус не дую, гуляю напропалую, занимаюсь спортом и жду повестки из военкомата. Наконец, накануне выходного дня, получаю «долгожданную» повестку, предписывающую мне явиться после выходного дня к 9.00, имея при себе все необходимые документы (стригли в те времена еще за казенный счет, накануне отправки в часть). Нужны документы об образовании, а они в институте. К этому времени как раз окончились приемные экзамены и должны были вывесить списки принятых.

Поехали мы в институт вдвоем с моим шефом – Степой Кузнецовым. Поскольку он все экзамены сдал благополучно, то сразу же пошел к доске приказов о зачислении в институт, чтобы убедиться, что его фамилия – в числе принятых. У меня такой угрозы явно не было, и я двинулся прямо к окошку «Выдачи документов». Стою, дожидаюсь, пока девушка отыщет мои документы, как вдруг Степан кричит мне через весь коридор: «Лева, быстрее сюда!» – «Обожди, получу документы», – отвечаю я, полагая, что он хочет похвастаться своей фамилией в списке принятых. А он в ответ: «Какие документы, тебя тоже приняли!» Подбегаю к доске приказов – невероятно, но факт: в списке принятых на радиофакультет, в одной группе со Степаном, числюсь и я, собственной персоной!