Сыны степей донских - Константин Абрамович Хмелевский
— Правда, дед. Только мы грабим раньше награбленное буржуями у народа. А грабим, говорит, так: возвращаем награбленное народу.
— Вот тебе и большевики, — заключил старик.
Митинг продолжался несколько часов. Голоса сторонников атамана тонули в тысячном хоре одобрительных возгласов фронтовиков, солдат, ремесленников в поддержку решений съезда. А эта народная поддержка, ох, как была необходима Подтелкову и его товарищам! Только опираясь на нее, ревком мог на деле противостоять Каледину. В принятой резолюции участники митинга приветствовали образование казачьего ВРК, протестовали против существования Войскового правительства и требовали передачи власти на Дону Советам казачьих, солдатских, рабочих и крестьянских депутатов.
Узнав о событиях в станице Каменской, В. И. Ленин назвал их знаменательными, заявив при этом, что идеи большевиков «побеждают на Дону»[10]. В отходе фронтового казачества от Каледина он увидел провал попыток всероссийской контрреволюции организовать поход против Советской власти.
«…Пускай теперь, — говорил В. И. Ленин на Чрезвычайном Всероссийском железнодорожном съезде, — господа Рябушинские с господами капиталистами Франции и Англии… печалятся и плачутся на свою судьбу: последняя их ставка бита даже на Дону…»[11]
УРОК КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ
Атаман был удручен происшедшим в Каменской: съезд разогнать не удалось, один за другим фронтовые полки признают власть казачьего ревкома, казаки слушаются приказов какого-то вахмистра Подтелкова. Силы Войскового правительства тают, а Каменский ВРК вот-вот заключит союз с командованием советских войск, и тогда Каледину конец. Это отлично понимали в Новочеркасске. Чтобы не допустить союза трудового казачества с Советской властью, попытаться «образумить» взбунтовавшихся фронтовиков, подчинить себе их комитет, в Каменскую направляется делегация Войскового правительства во главе с «хитроумным донским Одиссеем», председателем круга Павлом Агеевым. Одновременно отряду Чернецова, известному своими расправами над шахтерами, дан приказ готовиться к выступлению против ревкома…
Вечером 13 января прибывших из Новочеркасска делегатов проводили в помещение Каменской почтово-телеграфной конторы, где разместился ревком. За стол переговоров сели Подтелков, Кривошлыков, Дорошев… Поближе к двери — Кудинов. Так было условлено с Подтелковым: «иногороднему» большевику Щаденко присутствовать на переговорах было невозможно, он оставался в соседней комнате, и Кудинов должен был выполнять роль связного между ним и Подтелковым.
Посланцы атамана обвиняли ревкомовцев в измене казачеству, в том, что они «продались большевикам», уговаривали оставить свои заблуждения.
— Вы же все казаки, а не какие-нибудь голодранцы, а вы, Подтелков и Скачков, гвардейцы. Что у вас общего с большевиками? — спрашивал член круга Карев. — Нет, казакам с большевиками не по пути. Вы, ребята, не туда попали. Советую вам пока не поздно раскаяться.
— Вы хотите поссорить нас с большевиками, а ведь казаки искони были большевиками, — неожиданно сказал Подтелков, — и теперь большевики, только они этого сами не знают. А мешают им разобраться в истине Войсковое правительство и круг.
— Круг защищает интересы всего казачества, — вкрадчиво заговорил Агеев, — а вы, Подтелков, делите казаков на богатых и бедных, хотите их поссорить между собой. У всех казаков общий враг — Красная гвардия, которая стоит на границах Дона. Сговариваясь с большевиками, вы продаете казачество.
— Ну нет, — поднялся Подтелков. — Это вы, Войсковое правительство, предаете казаков, сговариваясь с царскими генералами идти войной против русского народа. Мы, трудовые казаки, против трудового народа не пойдем. Если и вы стоите за народ, то откажитесь от власти, и никакой войны не будет.
— Распустите карательные отряды, — вмешался Кривошлыков. — Зачем Алексеев сколотил Добровольческую армию из черносотенцев, юнкеров и офицеров? У вас же в Новочеркасске, по существу, царский строй, а вы болтаете о свободах, казачьих вольностях. Да если мы сложим оружие сегодня, завтра же вы, такие добрые и мирные, устроите нам самосуд!
Агеев возмутился:
— Атаман клятвенно обещал, что не выпустит ни одной пули по казакам!
Переговоры тянулись до двух часов ночи, но так и не привели ни к чему. Тогда Агеев предложил продолжить их в Новочеркасске и пригласил от имени Войскового правительства приехать туда представителей ВРК. Подтелков согласился. Но после отъезда калединской делегации среди членов ревкома разгорелись споры.
Щаденко, Дорошев, Кудинов категорически высказались против дальнейших переговоров.
— Неужели непонятно, чего хочет Каледин? — горячился Ефим Афанасьевич. — Он стремится оттянуть время, собрать силы и стукнуть нас! К чему приводил всегда подобный гнилой либерализм? К гибели революции — так говорит история! — И Щаденко сыпал примерами мягкости и великодушия к врагам, проявленными парижскими коммунарами, говорил о том, как Ленин критиковал московских большевиков в 1905 г. за недостаток энергии в борьбе за войско.
— Постой, так нельзя, — возражал Подтелков. — Я тоже не против применения силы, где она требуется, но зачем же нам самим разжигать братоубийственную войну на Дону, если можно обойтись без нее? Нам предлагают мир. Что скажут казаки, если мы откажемся от переговоров? Нет, — заключил Федор, — я не хочу, чтобы казак шел против казака и лилась кровь! За нами и так пойдут казаки, им только надо растолковать все.
Убеждение в том, что вся казачья контрреволюция «от темноты», от непонимания и стоит только как следует растолковать казакам, где правда, и они пойдут за нею, — это убеждение крепко засело в упрямую голову предревкома и сыграло впоследствии роковую роль…
Щаденко и Дорошев настояли, чтобы в Новочеркасске, если уж ехать туда, предъявить Войсковому правительству ультиматум: немедленно сдать власть Казачьему ревкому.
Долго бились над редакцией отдельных пунктов. Наконец кто-то предложил: пусть каждый член ревкома напишет, как думает, а потом отдадим Кривошлыкову — он сведет воедино. Так и сделали. В дальнейшем Михаил составлял от имени ревкома все важнейшие документы.
На следующий день делегация Казачьего ВРК в составе Ф. Г. Подтелкова, М. В. Кривошлыкова, С. И. Кудинова, Я. Н. Лагутина и И. А. Скачкова выехала в Новочеркасск. Провожая их, Щаденко напутствовал делегатов:
— Смотрите не оплошайте! Не дайте себя обмануть, твердо стойте на условиях ультиматума, требуйте передачи власти!
Ехали со смутным чувством. В Каменской вроде уже был сделан решающий шаг к полному разрыву с Калединым. Но оказалось, что не все нити со старым порваны. Еще теплилась надежда добиться своего «без кровопролития». Теплилась, несмотря на явную неудачу переговоров с представителями круга. Было и другое. Избрав новую власть, фронтовики считали, что они свое дело сделали, а теперь пусть ревком договаривается с атаманом. Воевать же казак против казака не хотел. И какой еще горький урок должен быть, чтобы рассеялись эти иллюзии казачьего братства…
По дороге, на станции Зверево, в вагон ввалилась группа пьяных офицеров, ругавших большевиков. Молоденький хорунжий стал приставать к Подтелкову:
— Что это, в самом деле,
