Станислав Ростоцкий. Счастье – это когда тебя понимают - Марианна Альбертовна Ростоцкая
Вот говорят: «Ты стал инвалидом! Ты то-то…» Конечно, жизнь от пережитой войны не стала легче, но… Во-первых, я ничего не бросил. Всем, чем занимался в мирной жизни, я занимался и после войны. Во-вторых, я видел такое, что мои несчастья (если называть их несчастьями) кажутся мне очень маленькими. Я, конечно, считаю абсолютным чудом то, что живу. Я не должен был остаться живым. Не должен.
Фронтовые письма
Письма с фронта Юрию РИШАРУ[9]
Без даты
Дорогой друг!
Мне всегда хотелось написать большое, интересное, умное письмо другу, но так и не удавалось этого сделать. Основная причина – неуменье писать письма, но, с другой стороны, и друга-то у меня никогда не было.
Сейчас есть желанье, есть друг, но нет времени, а некоторые условия современной жизни заставляют ходить перо не по тем путям, которые ему предназначают мысли.
Постараюсь все-таки быстро раскадровать свою жизнь со дня отъезда из Москвы.
Ночь с 15-го на 16-е – полная крика, слякоти, волнений, ощущения чего-то непоправимого, совершаемого не по собственной воле. Много было пережито за эту ночь, много всяких глупых, смешных, трагических и печальных историй спрятала она в своих складках, особенно темных в этот раз, мокрых от талого снега, таких неуютных, холодных и скользких.
Если я буду так писать, то никогда не кончу, а стрелка на часах назойливо движется к 12 и напоминает, что надо торопиться на поезд, чтобы опять включаться в жизнь лагеря запасной стрелковой части.
Так сказать, без всяких эмоций опишу кратко все, что делал.
По приезде ничего. Потом ездил в деревню за продуктами. Съев их (продукты), решил искать работу и по объявлению в газете сделался штатным фоторепортером московской «Пионерской Правды», вежливо предоставившей мне возможность войти в ее временную казанскую квартиру и не менее вежливо вытолкнувшей меня обратно ввиду своего уезда в Москву.
Поболтавшись без дела, я устроился начальником клуба одного из казанских госпиталей с одновременным исполнением обязанностей друга шеф-повара и заведующего столовой этого госпиталя. Не знаю, при чем тут я, но факт, что после моего ухода по независящим от меня причинам их обоих сняли с работы.
Итак, проработав 2 месяца в довольно приятной обстановке (каждый день кино – если захочу, 2 раза, а то и 3, – и обед), жить можно. Но оказалось, что я более нужен в другом месте. Этим местом оказалась Р.К.К.А.
Тут мой иронический тон должен перейти в тон серьезный. Ты ведь знаешь меня, мой характер, мои привычки, мои стремления. Все это должно было втиснуться в рамки режима, устава, команды. Жизнь учит всему и не любит шутить, а особенно в наше время. После многих дорожных мытарств, наконец, часть, командир, побудка, наряд и т. п. и т. д. Еще О. Генри сказал: «Для того чтобы понять жизнь, человек должен узнать бедность, войну и любовь». Потерпи немножко, и мы сможем воскликнуть, что мы поняли жизнь. Пусть попробует кто-нибудь опровергнуть.
Были очень тяжелые минуты, Юрка. О них когда-нибудь потом. В одну из этих минут я получил твое письмо. Ты не можешь себе представить, как оно мне было нужно. Я никогда не расстанусь теперь с ним. У меня было 2 письма, которые я никогда не вынимал из кармана: одно от папы, другое от Ляли, теперь к ним прибавилось твое. Когда мне будет тяжело, одиноко, я выну эти 3 письма, прочту их и буду знать, что у меня есть 3 самых больших друга: один дал мне жизнь, другой – любовь, а третий свою дружбу – ибо навряд ли есть что-нибудь лучшее в жизни, чем простая человеческая дружба. Я прочту эти письма, вспомню обо всех, кто, может быть, в этот момент тоже думает обо мне, и мне станет тепло и хорошо, так хорошо, как бывает, когда кругом тебя друзья, а на столе бокалы с вином. Вспомни Пушкина.
Судьба моя сейчас немного выяснилась. На фронт, вероятно, пока не поеду. Приехал в Казань в командировку организовать в полку фотографию. Опишу дела позже. Все это совершенно невероятное стечение обстоятельств. Заходи к папе. Он будет звонить в Казань. Поддержи его и успокой. Он очень не любит одиночества. Я уже писал насчет книг. Сделай, как захочешь. Пиши большие письма в Казань. Это лучше. А маленькие можешь прямо в часть. Адрес у папы. Напиши мне свой телефон. Я его забыл, а могу случайно оказаться на 1 час в Москве. Разгадал тайну Акимовой. Она дочь наркома текстильной промышленности. Можешь сообщить и передать привет ей, Пульвер, всем знакомым. Целую. Твой Стась.
* * *
Без даты
Юрка, прости за спешку и обрывки. Сейчас получил возможность послать это письмо оказией, а потому спешу написать еще.
В Казани меня замучили военкоматом, вызывали раз 6. Один раз я уже ходил с вещами, но вернулся, и вот, наконец, 12 марта меня мобилизовали.
Дорожные мытарства описать невозможно. О них могу только рассказывать. Конечно, если бы я не был типичным интеллигентом, вернее, если бы я был не я, то все это переносилось бы легче. Понял я, почему люди отрубают себе пальцы. Это не от трусости. С того момента, как у тебя отняли паспорт и военный билет, ты не человек – ты солдат. Это так было, так есть. Будем надеяться, что так не будет. В конце концов, попали мы в часть. И началась военная жизнь.
Команды, крики, ползанье по снегу, строевой шаг. Полное уничижение человека, человеческой свободы. Побрили голову и яйца, как кастрировали. Даже в уборную ходят строем. Встаем в 5, ложимся в 11. Спим в землянках. Едим т. н. «баланду», вода с горохом утром, днем и вечером. Едим, стоя на морозе, из грязных ржавых бачков, человек по 5 из одного. Только
