Карла Рэй - Божья девушка по вызову. Воспоминания женщины, прошедшей путь от монастыря до панели

«Ни в коем случае, – внушительно сказал задумавший какой-то план священник, – не клади эти листки в ящики прихожан из Второго Брокховена. Затем он объяснил, где проходит граница между приходами. Названия некоторых улиц я слышала впервые. Неужели он думает, что я знаю улицы, где никогда раньше не была? Священник тревожился и волновался, и я не сказала ему, что не имею представления, о чем он говорит, поскольку не желала так скоро лишиться репутации умной девочки. В руках у меня оказалась кипа бумаг, и я немедленно отправилась в путь, испытывая замешательство и чувствуя себя не в своей тарелке. Даже при наилучших побуждениях у меня не было шансов выполнить это поручение. Тем не менее вряд ли кто– нибудь смог бы испортить все так, как это сделала я. Исполненная чувства долга, я прошлась по всем незнакомым улицам, не пропуская ни одного почтового ящика, которые, о чем я узнала позже, в основном располагались на «враждебной» территории. Невольно я отомстила властолюбивому священнику, который, ничуть не сомневаясь, использовал наивного ребенка. В то же время я разрушила его мнение о своих способностях и сильно разочаровала отца. Страх перед ошибкой превратился в аналог страха никогда не стать достаточно хорошей, чтобы заслужить уважение.

Я взрослею и набираюсь ума

МЕНЯ МУЧИЛИ религиозные вопросы и проблемы спасения души. Я должна была точно знать, каковы мои шансы оказаться на небесах. В исповедальне я спрашивала у священника о наказаниях за различные грехи, но он лишь вздыхал или злился, отвечая, чтобы я поговорила об этом с кем-нибудь другим. В следующий раз на исповеди я поинтересовалась, зачем Бог поместил в райском саду дерево, если не хотел, чтобы к нему прикасались? Не мог ли Он посадить его где-нибудь еще? Что такого плохого в познании разницы между добром и злом от запретного плода? Что такое лимб? Чем там занимаются души? А чистилище на самом деле похоже на ад, если не считать, что из чистилища рано или поздно выбираются?

Родителям я задавала те же вопросы. Почему Бог наказывает людей, если Он их любит и прощает? Почему хорошие люди страдают? Сколько дней гарантировано в чистилище за грубость? Они старались тщательно подбирать ответы, глядя друг на друга в поисках поддержки или подсказки. Я проверяла их по прошествии нескольких дней, задавая тот же вопрос и внимательно наблюдая за возможными признаками неуверенности.

Увы, хотя в мои намерения входило разобраться во всех этих проблемах, я случайно поставила капкан для ловли родительских сомнений, а потому в восьмилетнем возрасте перестала задавать взрослым вопросы, решив, что, поскольку ответов у них нет, нет смысла и спрашивать. Я встала на опасную дорогу самостоятельного поиска, размышляя об информации, которую тщательно собирала или постигала интуитивно. Если принять во внимание, что большинство этих ответов оказывались в лучшем случае суевериями, а в худшем – искажением истины, я приходила к очень странным умозаключениям. Будучи Скорпионом, знаком воды, я считала свои выводы непреложными, и уверенность эта подкреплялась моей немецкой кровью.

ОТЕЦ хотел, чтобы его первенцем был мальчик. Должно быть, он сказал об этом в моем присутствии, поскольку я довольно рано оказалась в курсе и изо всех сил старалась быть для него сыном. Я таскала слишком тяжелые для своих лет вещи, чтобы показать, какая я сильная. У меня было мягкое сердце, но я старалась это скрывать. Я должна была быть сильнее любого мальчика-ровесника и доказывала свою силу кулаками. Безобидного новичка, появившегося на нашей улице, соседские дети приводили к моему дому, ожидая увидеть драку. Она всегда заканчивалась тем, что я с триумфом ставила ногу на спину поверженного бедняги, а зрители улюлюкали в восторге, мотая на ус, что не стоит никогда связываться с этой сумасшедшей.

Единственной проблемой такого превосходства было отсутствие у меня настоящих друзей. Меня не боялись – я никогда не пускала кулаки в ход просто так, – но в душе я чувствовала себя калекой, считая, что никто не стал бы моим другом, если б знал, какая я на самом деле. Так что у меня был лишь сомнительный авторитет.

Я регулярно выигрывала ежегодные соревнования, которые родители организовывали для всех соседских детей. Мы бегали вокруг квартала. Квартал наш был очень большим и включал в себя ферму и несколько магазинов. Иногда мне было так тяжело, что я почти теряла сознание, но проиграть было невозможно – на меня смотрел папа. Я была обязана выиграть ради него, и соседи, казалось, знали это и болели за меня. После забега я, запыхавшись, смотрела на отца, показывая бутылку хереса или то, что выбрала в качестве приза. Я была бледна от волнения и усталости: «Ну что, папа, теперь я хорошая? Ты будешь меня уважать?» Неважно, что я не могла использовать выбранные призы – ведь они предназначались для папы, и лишь одно это имело значение для моей души, жаждущей любви. Отец смеялся – он гордился мной. У меня кружилась голова от удовольствия и непередаваемой сердечной боли.

В течение многих лет, пока мне это не надоело, я отлично играла в шарики. До прихода в жизнь телевидения тилбургские дети много времени проводили на улице, бегая и играя в мяч, в классы и шарики. Мы устраивали турниры на ровной твердой песчаной тропинке за домами или на плитах широкой дорожки рядом с булыжной мостовой. Шарики были сделаны из стекла либо из глины. Стеклянные шарики могли быть непрозрачными, полупрозрачными или дымчатыми, маленькими или довольно большими. Все они имели свою ценность, подобно тому как бумажные деньги бывают разного цвета и размера.

Я была честолюбивой и в течение нескольких месяцев собрала коллекцию разноцветных шариков всех возможных размеров и принесла их показать маме, светясь от гордости. Ее глаза широко раскрылись, и на мгновение мне показалось, что она тоже мной гордится. Однако это был ужас.

«Карла! – резко и с вздохом сказала она. – Это же гордыня! Бог наказывает тех, кто полон гордыни. Гордыня – большой грех!»

В тот момент мое сознание распахнулось столь же широко, что и глаза, беззащитное перед этой гипнотизирующей информацией. Я приняла это католическое правило за истину, угрожавшую навсегда лишить меня стремления быть первой.

Моя реакция была непосредственной и сродни подвигу. Я вышла на середину улицы и, привлекши к себе всеобщее внимание, опустошила карманы, высыпав греховно выигранные шарики на мостовую. Соседские дети, не испытывая, как я заметила, никаких колебаний, набросились на них, отталкивая друг друга и поспешно наполняя шариками карманы. Я чувствовала, что предала нечто внутри себя, и моя уверенность пошатнулась. Теперь я действительно запуталась. Мне и так много с чем приходилось бороться, а теперь я добавила к растущему списку неврозов новый, изменив общее направление движения. Теперь я стану ценить нищету, как Иисус, который не имел подушки, чтобы преклонить голову, о чем рассказывали мне мама и учителя. Они забывали добавить, что в те дни у людей была адекватная замена подушкам, да и в любом случае вряд ли Иисусу требовались деньги, поскольку целая армия восторженных поклонниц прислуживала ему, куда бы он ни шел. По счетам Иисуса платили женщины. Однако никто не говорил мне, что это и есть самый праведный образ жизни.