Дневник учителя. Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете - Райан Уилсон
В этот момент во мне начинают бороться ангел и дьявол. Я думаю, как поступить дальше. В итоге хватаю пенис вместе со стикером и ставлю его на стол моего коллеги Дэна. Позднее в тот же день мы вместе заходим в учительскую, и он подходит к столу у меня на глазах. Спектр выражений, отражающихся на его лице при виде пениса, просто бесподобен.
Дэн и дверная ручка
Дэн тоже ведет литературу. Он прекрасный учитель, поскольку всегда считает, что его ученики могут достичь большего, чем думают. А еще он великолепный классный руководитель. В этом году ему тоже достались семиклассники, и он решительно настроен сделать их лучшими учениками в школе. Поэтому сказал детям, что они должны каждый день приносить книги и читать их в тишине, пока он не войдет в класс.
Поскольку учебный год только начался, он всегда старается предупредить их, что скоро придет. Иногда он проходит по дорожке под окнами, чтобы ученики его заметили, или громко разговаривает у двери кабинета. Сегодня он решил встать на четвереньки и начать дребезжать дверной ручкой, чтобы у учеников было время достать книги. Прекрасная идея была омрачена тем, что Дэн не прочел электронное письмо, где сообщалось, что в этом кабинете сегодня занимается другой класс. Итак, старший коллега открыл дверь и увидел Дэна на четвереньках, старательно дребезжавшего дверной ручкой. Учитель сказал, что его класс работает над проектом, и шум отвлекает учеников. Пробормотав извинения и попытавшись объясниться, Дэн в итоге решил сбежать.
Поэзия других культур
Поскольку мы теперь уже не новенькие, нам дают классы, которые считаются особенно сложными. Мне впервые попался такой, и бо́льшую коллекцию школьных изгоев сложно себе представить. Я их просто обожаю!
У учителя не может быть любимчика, но, если бы он был у меня, им стал бы Кирон. Ему 15, он с трудом читает и пишет. Известно, что у него проблемная семья. У его матери был агрессивный партнер, поэтому с ранних лет Кирон видел насилие. Он говорит медленно и тщательно подбирает слова, а манерой речи напоминает мне старика.
Мы изучаем поэзию других культур и особенно подробно разбираем стихотворение Суджаты Бхатт[19] «Поиск моего языка». Оно о трудностях, которые испытывают люди, когда переезжают в другую страну и перестают говорить на родном языке каждый день. Прежде чем прочитать его, я прошу учеников закрыть глаза и представить, что они идут по улице в заграничном городе. Мимо них проходят люди. Кто-то останавливает их и что-то спрашивает на незнакомом языке. Они не могут ответить, но незнакомец становится настойчивее, повторяя вопрос и требуя ответа.
Я прошу детей открыть глаза и записать три слова, описывающих их самочувствие в такой ситуации. Предупреждаю, что меня не интересуют примитивные слова, например «плохо».
– Я хочу, чтобы вы показали богатство своего словарного запаса, – говорю я им.
Приблизительно через минуту спрашиваю, хочет ли кто-нибудь зачитать свои слова. Кирон высоко поднимает руку.
– Я написал, что чувствовал бы испуг и… – долгая пауза, – эротичность.
Я стараюсь оставаться невозмутимым, хотя мой ассистент за задней партой бьется в конвульсиях от смеха.
– «Испуг» – это отличное слово, Кирон. Я не стал бы его менять. Но знаешь ли ты, что значит «эротичность»?
– Понятия не имею, сэр, но вы сказали использовать самые сложные слова, которые мы знаем, и это было лучшее, что пришло мне в голову.
Да здравствует Франция!
Лиз спросила, поеду ли я с ней и ее шестьюдесятью учениками на неделю во Францию. Я с радостью согласился. Это возможность не только ближе познакомиться с французской культурой и пообщаться с учениками за пределами школы, но и обучиться мастерству преподавания у Лиз. Кроме того, вряд ли кто-то станет спорить, что несколько дней отдыха от школы – весьма соблазнительное предложение.
Я останавливаюсь в доме Энн-Мари, директрисы нашей французской школы-партнера. Она замужем, у нее двое взрослых детей. Ее муж преподает английскую литературу в местном университете и очень меня пугает, выстреливая в меня за первым ужином названиями произведений английских писателей и получая несказанное удовольствие от того, что я еще не читал их.
Провожая меня в отведенную комнату, он указывает на дверь в другом конце коридора.
– Это комната моей дочери, – говорит он и достаточно долго смотрит мне в глаза, чтобы я уяснил: он меня расчленит, если я попытаюсь подкатить к ней.
Ему не стоит волноваться. Бо́льшую часть долгой поездки на автобусе я размышлял, как поступить с тем фактом, что я, похоже, гей. Эта мысль систематически приходила мне в голову с подросткового возраста. Годами я отгонял, проклинал и игнорировал ее и даже решил унести с собой в могилу, но сейчас думаю, что следует пересмотреть план действий. Возможно, это результат свободного времени, которое всегда появляется в поездках, или дело в том, что я стал старше и второй год работаю «по-взрослому». Быть может, я просто слишком часто вижу, как друзья находят себе партнеров и женятся. Как бы то ни было, теперь я понимаю, что должен решить этот вопрос.
Дети прекрасно проводят время во Франции и безукоризненно себя ведут. Они ходят по замкам, учатся в школе с французскими сверстниками и посещают тематический парк. Лиз руководит ими тепло и уверенно, разделяя их радость и воодушевляя. Каждый раз, разговаривая с Лиз, я больше узнаю о настоящем преподавании и вижу, что она беспокоится об учениках, словно они ее дети. Только один ребенок из группы портит всем настроение.
Том постоянно жалуется. Ему то слишком холодно, то слишком жарко. Он умирает от голода, но отвергает все, что ему предлагают. Сегодня он решил, что у него болит горло. Лиз говорит, что с радостью отведет его в аптеку, но предупреждает, что во Франции все средства от боли в горле вводятся ректально. В ту же секунду он чудесным образом исцеляется. Лиз поворачивается ко мне и подмигивает.
Какой замечательный учитель и человек!
Не то сообщение
Джо, одна из учительниц литературы, живет неподалеку от меня. Она умная, веселая и общительная, и мы иногда встречаемся по вечерам. Учителя, кстати, любят тусоваться с коллегами и говорить о работе. Вечер всегда начинается с обещания не говорить о школе, но уже через 15 минут мы неизменно переключаемся на обсуждение лучших способов заинтересовать читателей или относительной пользы перестановки парт. Вчера вечером я написал ей,
