Полина Чех - Александр Столетов
«Моя вера в великое будущее металлических управляемых аэростатов все увеличивается и теперь достигла высокой степени, – пишет Циолковский Столетову. – Что мне делать и как убедить людей, что „овчинка выделки стоит“? О своих выгодах я не забочусь, лишь бы дело поставить на истинную дорогу.
Я мал и ничтожен в сравнении с силой общества! Что я могу один! Моя цель – приобщить к излюбленному делу внимание и силы людей. Отправить рукопись в какое-нибудь ученое общество и ждать решающего слова, а потом, когда ваш труд сдадут в архив, сложить в унынии руки – едва ли приведет к успеху.
История показывает, что самые почтеннейшие и ученейшие общества редко угадывают значение предмета в будущем, и это понятно: исследователь отдает своему предмету жизнь, на что немногие могут решиться, отвлеченные своими обязанностями и разными заботами. Но в целом среди народов найдутся лица, посвятившие себя воздухоплаванию и уже отчасти подготовленные к восприятию известных идей.
<…> Итак, я решился составить краткую статью (20–30 листов писчих), содержащую решение важнейших вопросов воздухоплавания; надеюсь закончить эту работу в три или четыре месяца. Но прежде чем присылать вам ее и хлопотать так или иначе о ее напечатании, позвольте мне передать резюме этой статьи, которое вам и посылаю (печатать его, конечно, некому).
Я желал бы, чтобы Як. Игн. [Вейнберг], Ник. Е. [Жуковский] и другие лица, не подвергая преждевременно критике мои идеи, прочли посылаемое мною резюме».
Но реакционные профессора смотрят на таких, как Циолковский, как на чудаков, их выдумки заставляют только фыркнуть под нос. О подобном впечатлении можно прочесть у Белого:
«У нас появлялся Столетов прередко, вполне неожиданно, безо всякого дела; и – не один, а… в сопровождении неизвестного чудака (всегда – нового, потом исчезающего бесследно); приведенная Столетовым к отцу странная личность развертывала веер юродств; а Столетов, бывало, сидит, молчит и зорко наблюдает: впечатление от юродств приведенной им к отцу личности; насладившись зрелищем изумления отца перед показанным ему чудачеством, профессор Столетов удаляется: надолго; и потом – как снег на голову: появляется с новым, никому не известным чудаком.
Почему-то явление к Столетову чудаков вызывало в нем всегда ту же мысль: надо бы с чудаком зайти к профессору Бугаеву».
Ирония Андрея Белого понятна – он жил в семье профессора Бугаева, отнюдь не положительно настроенного по отношению к Столетову. Он не знал, сколько трудов, сил и веры на самом деле вкладывает Александр Григорьевич в тех, кого автор «Двенадцати» называет в своих мемуарах «юродивыми».
«Прошу Вас не оставлять меня!» – такими словами заканчивает одно из писем Столетову Циолковский.
В 1891 году своим лаборантом устраивает Столетов П. Н. Лебедева, только что вернувшегося из-за границы. Оценив его потенциал, Александр Григорьевич в 1885 году рекомендует Лебедева в качестве приват-доцента университета. Именно он станет продолжателем дела всей жизни Столетова – создаст целую школу физиков, которые станут преподавать во многих высших заведениях страны.
Школа Столетова не была школой в привычном нам смысле этого слова. Ведь он подразумевает под собой узкую специализацию, а в случае Александра Григорьевича все его ученики могли пойти по совершенно разным дорогам: термодинамика, электромагнетизм, акустика, оптика… Но именно с него, по сути, началась физика в России. В 1889 году на обеде, данном в честь Столетова, Жуковский скажет: «Более половины московских физиков – Ваши ученики. Все выросли до ученых под Вашим руководством. Вы направляли их исследования, указывали им более целесообразные расположения их наблюдений. Вы заботились о своих учениках до мелочей».
Не зря именно Жуковский произнесет эту речь. Ведь Столетов открыл и его, своего земляка, родившегося в селе Орехово Владимирской области. Именно он потом создаст условия для развития авиации в нашей стране, разработает теоретические основы крылатых летательных аппаратов.
В 1881 году после кончины А. С. Владимирского Александра Григорьевича избирают председателем физического отделения Общества любителей естествознания. Приходит он туда, так сказать, со всем своим войском. Все члены столетовского кружка становятся членами общества и в апреле того же года образовывают там физико-математическую комиссию, созданную «следить за успехами физико-математических знаний и содействовать разработке текущих вопросов в этой области и преимущественно со стороны чисто научной». «Занятия такой комиссии, – уточняет Столетов, – доставят новый материал для рефератов, предлагаемых на заседаниях отделения».
В это же время Столетов становится директором Отдела прикладной физики Политехнического музея и получает возможность пользоваться всеми приборами, хранящимися в музее.
Слушатели публичной лекции в аудитории Политехнического музея. 1895 год
Судьбы музея и столетовской лаборатории очень схожи. Им приходилось развиваться в тяжелейших условиях самодержавия, выбивать разрешения на постройку новых помещений. Так, Общество любителей естествознания, посчитав место, выделенное под музей, тесным и неудобным, направило запрос на постройку музея на пустыре возле Лубянской площади.
Не хватало денег и на содержание музея, приходилось постоянно их искать, изворачиваться. Главным доходом, на котором держался Политех, были частные пожертвования.
Но несмотря на все хлопоты, жизнь внутри музея кипела. В просторной зале нового здания были организованы публичные чтения. Со своими лекциями здесь часто выступали Давидов, Бредихин, Тимирязев, Марковников, Жуковский… И, конечно же, сам Столетов.
Но на занятиях физического отделения до вступления в должность председателя Александр Григорьевич бывал нечасто. Дело в том, что при Владимирском эти занятия «носили более прикладной, чем теоретический, характер и представляли мало интереса для людей чистой науки, и вообще вся деятельность отдела не отличалась особенным оживлением: при отделе существовала лишь одна комиссия прикладной физики, где вопросы теоретической физики совсем не затрагивались».
Но во время руководства Столетова все начинает меняться. Поблагодарив отделение за оказанную честь, он отмечает, что, как записано в протоколе, «в этом выборе он видит желание отделения несколько усилить чисто научный элемент занятий в отделении рядом с прикладным, развивающимся преимущественно. Это обстоятельство побуждает А. Г. Столетова не отказываться от чести избрания, хотя он не может посвятить отделению столько времени и забот, как покойный Владимирский». Естественно, Александр Григорьевич здесь приуменьшает: в силу своего характера он не может пропускать сквозь пальцы такое важное дело и усердно трудится на благо отделения.
Членство в отделении один за другим получают столетовские ученики. Жуковский, Соколов, Шапошников, Брюсов, Щегляев, Преображенский, Гольдгаммер, Усагин, Михельсон, Скржинский… Так физический кружок заканчивает свое существование и, как феникс, обретает новую жизнь.
Выбирая людей для отделения, Столетов не ставит во главу вопроса титулы или дипломы «новобранцев». С самого детства он остается противником кастовости. Подтверждение этому становится его уход из Московского общества испытателей природы.
В восьмидесятые в этом обществе естественнонаучников – зоологов, ботаников, физиологов, медиков – становится значительно больше любителей точных наук, в связи с чем они начинают диктовать свои порядки. 13 января 1887 года под давлением царского правительства общество не дает членство Марковникову, Соколову, Б. К. Млодзеевскому, которые были рекомендованы прогрессивно настроенными учеными во главе со Столетовым.
Принципиальный Столетов демонстративно уходит из общества и публикует резкое обвинение в печати: «Повторяющиеся в Московском обществе испытателей природы случаи неизбрания в члены достойных ученых, принадлежавших к Московскому университету, побуждают меня устраниться от общества и возвратить мой членский диплом». Вслед за ним сдают свои дипломы Жуковский, Слудский, Церасский, Авенариус, Зилов, Преображенский и Цингер. Уходит и Тимирязев, хотя и принадлежит к числу естественнонаучников.
Столетов (сидит справа у стола) на заседании физического отделения Общества любителей естествознания. 30 октября 1889 года
На закрытых заседаниях комиссии молодые ученые читают доклады. «Кому не памятны заседания физического отделения под председательством Столетова в большой аудитории музея со всей обстановкой хороших институтов, собиравшие всегда публику, сплошь наполнявшую громадную залу, – пишет Гольдгаммер. – Как умел подбирать Александр Григорьевич лекторов, как умел он обставить лекции, каким бесподобным и лектором, и экспериментатором являлся он здесь, когда сам выступал на кафедре! Кто, например, может забыть его лекции „О кипении“, „О намагничении света“ и др., вызывающие такой восторг публики».
