Гарольд Лэмб - Омар Хайям. Гений, поэт, ученый

– Ясми, – громким шепотом позвал он, – кого это ты ждешь здесь?

Она вздрогнула, словно он ударил ее.

– Глупец, – вскричала она, – совершенно непроходимый глупец… никого я не жду!

Кувшин взлетел в ее руках, она повернулась и исчезла в темноте улиц. Она бежала как безумная, поскольку каждый день, все эти три года она ждала его здесь. Она проглядела все глаза, уверяя себя, что Омар вернется.

От ствола платана отделилась фигура в лохмотьях. Нищий прихромал ближе и вгляделся в лицо человека, сидящего на камне.

– Во имя Аллаха милосердного, – заскулил нищий, – подайте бедным!

Глава 3

Даже среди беспорядочного нагромождения могильных плит цветы отвоевывали себе место и создавали волшебной красоты ковер над останками мертвых. И солнце, теплое солнце, освещало своими лучами желтые надгробные камни, высвечивая на них изображение круглых мужских тюрбанов, вырезанное в камне, или пучки цветов, но чаще вообще ничего – то были могилы женщин.

Под темными кипарисами собрались женщины, укрытые покрывалами, их головы склонялись друг к другу, губы шевелились. Они кружком рассаживались около могил, поглощенные разговором, лишь изредка поглядывая на маленьких детей, играющих или спящих тут же, в траве.

То была пятница, и женщины длинными процессиями направлялись в этот святой день на кладбище поминать усопших.

Придя на кладбище в этот день, женщины чувствовали себя свободнее. Кое-кто из старших девочек, беспокойно описав несколько кругов и улучив минутку, когда их не видели другие, убегал за кипарисы. Во время женского поминовения усопших никто из мужчин не осмеливался заходить в пределы кладбища. Но там, ближе к реке, где группами росли ивы, находились укромные тропки, где юноши поджидали своих возлюбленных.

Ясми забрела совсем далеко. Она лежала вытянувшись во весь рост на пригорке, наблюдая за горлицами, летавшими над головой. Эти птицы свили себе гнезда на полуразрушенной стене, окружавшей ее. Крыши не было, поскольку эта стена всего лишь служила оградой высокой башни, расположенной за стеной.

Когда-то давно башню построили как сторожевую, с нее часовые могли наблюдать за рекой и долиной, расстилающейся за кладбищем; но за эти мирные годы башню забросили. И только горлицы да случайные странники, вроде Омара, который частенько приходил сюда по ночам изучать звезды, обитали здесь.

– Ай-ай-ай, – пробормотала Ясми, – и зачем я пришла?

Мысли теснились в ее голове, как голуби, без устали кружившие в солнечных лучах, и она не могла сосредоточиться ни на одной из них. Она очень тщательно спланировала, копируя при этом старшую сестру, как станет вести себя, как будет бросать манящие взгляды и полные намека слова мужчине, сидевшему сейчас подле нее, пока тот совсем не потеряет голову и не воспылает к ней страстью. Но руки ее дрожали в длинных рукавах праздничного пятничного платья, а слова путались и теряли всякий смысл.

И мужчина, сидящий подле нее, с жаждущим взглядом, не проронил ни единого слова уже очень долгое время.

– Эй, ну рассказывай же, – настаивала она.

– Что мне рассказывать, малышка Ясми? – Омар даже не повернулся в ее сторону, но перед его глазами стояли белая шея девушки, темные сочные губы и затуманенные глаза.

– Разве ты не был на войне, разве не видел там султана? А девушек… множество других девушек в разных городах? Что еще ты видел? Расскажи мне!

Мимолетно пронеслись воспоминания о Зое и долгой дороге по Хорасану.

– Нечего рассказывать, – прервал он ее внезапно. – Уо-алла, нас отвели на заклание, словно баранов. Мы для них были пешками на шахматной доске, которые после игры ссыпали в коробку, да и то только оставшихся в живых. Кто из нас сможет после этого рассказать что-нибудь о войне и о той битве?

Как далекий сон из давно забытого прошлого Ясми вспомнила скачущего с победным видом эмира на белой лошади в сопровождении охраны, вооруженной саблями, который должен был увезти ее в волшебный сад с озером и лебедями.

– Чем ты займешься в Нишапуре? – с любопытством спросила она.

– Кто знает!

– Ты опять уйдешь?

Омар отрицательно покачал головой. Ему не хотелось уходить. Ему не хотелось думать ни о чем и ни о ком, кроме Ясми, так изменившейся за прошедшие годы. Из задумчивого грустного ребенка она превратилась в прекрасную и тревожащую его душу женщину. И все же она не изменилась. Уткнувшись подбородком в скрещенные руки, с решительным смуглым лицом он наблюдал за крошечными человечками, двигающимися от кладбищенских кипарисов к дальним воротам города.

– Говорят, – упорствовала девушка, – ты был самым талантливым учеником мудреца по прозвищу Зерцало Премудрости, и теперь, похоже, ты сам станешь мудрецом.

Омара не удивляло, что такие слухи дошли до Ясми. Улица Продавцов Книг знала все сплетни Академии.

– Скажу тебе лишь то, – он улыбнулся, – что у меня совсем нет работы и нет покровителя. Вообще нет ничего своего. У дервиша есть его чашка и его милостыня, у учителя есть заработок, но что есть у меня?

Ясми, довольная, откинулась на траву. Если он действительно нищий, никто не отнимет его у нее. Тем лучше.

– Вовсе ты не мудрец… – невольно сорвалось с ее губ, – ты глупее Ахмеда – предсказателя, которому щедро платят серебром за его чтение по звездам. У него широкий плащ из шелка и черный раб… Ой, смотри, последние женщины собираются по домам. Выходит, и я должна идти!

Но стоило ему положить руку на ее запястье, и она не двинулась с места. Горлицы расселись по расщелинам в башне. Осталось одно небо. Небо и они вдвоем.

– Луна уже показалась, – сказала она, показывая на небо. – Мне пора идти.

– Скоро между рогами молодого месяца появится звезда.

– Нет, я уже не увижу этого. – Ее смех зажурчал родниковой водой. – Ты один, взгромоздившись на эту твою высоченную башню, ты один увидишь ее, как и все остальные свои звезды. А ты не боишься призраков, которые выходят погулять из своих могил в белых саванах?

– Нет, они вполне дружелюбны. Они приносят мне астролябию и зажигают звездные фонари и учат меня знаниям, которым владели сами халдеи.

От внезапно охватившего ее ужаса ее глаза расширились. Люди поговаривали, будто Омар обладал странной мудростью, с помощью которой перед ним открывались тайные знания, и, возможно, он говорил с душами умерших.

– Но разве ты говоришь на языке… халдеев?

– Нет, Ясми, но мне является ангел Невидимого, который приходит отдохнуть на стене. Он объясняет все сказанное, ведь ангелы знают все языки на земле.

– Это злая шутка! Нельзя так зло шутить об ангеле. А призраки действительно приходят к тебе?

Ясми придвинулась к нему поближе и как зачарованная не спускала глаз с кладбища, которое едва вырисовывалось в наступивших сумерках. Когда Омар обнял ее, она вздрогнула и попыталась высвободиться, но только опустила голову и прикрыла глаза.

Он почувствовал, как бьется ее сердечко, и услышал прерывистый шепот:

– Я боюсь… я боюсь.

Жажда любви, которая переполняла его, не нашла выхода в словах. Только шепот ответил на шепот. Ее руки потянулись к нему, и она, обхватив его голову, повернула ее к себе:

– Посмотри на меня!

И закрыла глаза.

Серебряная дуга новой луны стала ярче, и звезда замигала в ней. Казалось, кто-то нарисовал ее на черном покрывале ночного неба. Странная жажда терзала Омара, и острая боль пробегала по всему его телу… боль, которая внезапно стихла, стоило ему почувствовать дрожащие губы девушки на своих губах.

– Нет, – выдохнула она, – это плохо… нет, я…

Под темной одеждой, которую он снял с нее, плечи Ясми мерцали белизной при свете звезд. Ее руки, обхватившие его шею, притягивали его к жару ее губ и биению ее сердца. Белым пламенем любви Ясми отвечала на его жаждущую страсть, пока не вскрикнула и не затихла. В потоке его страсти он не отпускал своих объятий, пока оба они не замерли, глубоко дыша, еще не совсем очнувшись от случившегося.

Они побрели к городским воротам много позже вечерней молитвы, не чувствуя почвы под собой и не обращая внимания на луну, зависшую дугой в небе над ними. Луну, похожую на кривую турецкую саблю. А когда они добрались до фонтана под платаном на улице Продавцов Книг, Ясми вцепилась в Омара. От слез намок весь чаршаф под ее глазами.

– О сердце моего сердца, как я могу уйти от тебя?

Для Ясми существовала только одна любовь и только один любимый, и боль расставания мучила ее, доставляя почти физические страдания. Хотя ее губы и бормотали что-то, конечно же это был, без всякого сомнения, ангел Невидимого, который посетил разрушенную башню и дотронулся до ее души.

Омар не хотел есть. Не мог он и спать. Дремота окутала все его тело, но душа жаждала насладиться волшебством ночи. Он с улыбкой посмотрел на нищего, которого обнаружил спящим, свернувшись клубком у ворот его пристанища… Того самого нищего. Он замечал его и поздно ночью, когда тот, прихрамывая, ковылял по улице. Ноги сами вывели Омара на знакомую дорогу к парку, где ночные сторожа с их круглыми фонарями следили за временем и выкрикивали часы во славу Аллаха Всемогущего. Восторженное чувство, опьянявшее его, сделало его чувствительным к странностям этой ночи… Тень, которая скользила за деревьями, сопроводила его к большому пруду, вокруг которого спали бездомные люди, тяжело дыша, не сознавая волшебства ночи.