Инна Соболева - Великие князья Дома Романовых
А вот в том, что преемников Николая предопределенная им судьбой и законом о престолонаследии участь действительно тяготила, сомневаться не приходится. Подтверждение этому – в главах, посвященных великим князьям Александру Николаевичу (будущему Александру II), Александру Александровичу (будущему Александру III) и Николаю Александровичу (будущему Николаю II). Правда, есть одна деталь, отличающая Александра Павловича от его преемников. Да, они не хотели надевать корону. Но, став императорами, получив власть, уже не желали с ней расставаться. Он (единственный!) собирался отречься от реальной власти.
Нежелание царствовать еще раз подтверждает: не так уж она счастлива, не так завидна участь царских детей. У каждого из них были в жизни минуты (у кого-то дни, у кого-то – годы), когда они готовы были поменяться судьбой едва ли не с любым из своих подданных. Но и это, как многое другое, было не в их власти, хотя она и звалась самодержавной.
Александр Павлович был как никто другой окружен любовью и пониманием: отношение к нему бабушки, младшего брата, воспитателя, казалось, не давало никаких оснований заподозрить, что его судьбу будут решать, не спросив (или спросив чисто формально) его согласия. И все-таки он разделил участь большинства великих князей: его женили не потому, что он этого хотел, а потому, что женить было необходимо.
К тому моменту, когда внуку исполнилось 14 лет, Екатерина II окончательно убедилась: Павел, взойдя на трон, уничтожит все, что она с таким трудом создавала. Так уже было, когда Елизавету Петровну, пусть ненадолго, сменил Петр III. Всего за полгода царствования он сумел уничтожить многое, чем дорожила Елизавета. Павел умнее, энергичнее, потому и разрушить сумеет больше. Этого она не могла допустить. Значит, наследовать ей должен внук. Но, по неписаным законам, неженатый человек не может быть монархом. Мальчика придется женить – тогда окружающие начнут воспринимать его как взрослого, самостоятельного мужчину, главу собственной семьи.
Она – решила! Одна. Никого не спросив. И вполне откровенно написала Гримму: «Соломон сказал: „Всему свое время“. Сперва мы женим Александра, а там со временем и коронуем его со всеми царями, и будут при том такие торжества и всевозможные народные празднества. Все будет блестяще, величественно, великолепно. О, как он сам будет счастлив и как с ним будут счастливы!»
Она выбрала для наследника невесту, выросшую пусть в маленькой, но прекрасной и свободной (по меркам XVIII века) стране, Баденском княжестве, в любящей, просвещенной семье. Верила: именно такая царица будет хороша для России. И все-таки сомневалась. Как всегда, делилась сомнениями с Гриммом: «Вы, конечно, знаете, что у нас не женят так рано, и это сделано про запас для будущего… Наш же малый об этом не помышляет, обретаясь в невинности сердечной; а я поступаю с ним по-дьявольски, потому что ввожу его во искушение». Она и вправду поступила по-дьявольски: понимая, что внук не готов стать мужем, прислала к нему весьма искушенную придворную даму, которая должна была научить юношу премудростям любви. Ходили слухи, что с задачей та справилась блестяще. Неудивительно, что стеснительная, робкая девочка-жена не вызывала у получившего урок мальчика-мужа мужских чувств. Не исключено, что именно это стало первопричиной непонимания, обид, а потом и измен.
Нет сомнения, Екатерина хотела счастья и своему любимцу, и с первого взгляда покорившей ее сердце Луизе Баденской (приняв православие, она станет Елизаветой Алексеевной). Она знала: их рано женить. Слишком рано!
Императрица Елизавета Алексеевна.
Утешала себя одним – тем, что всю жизнь оставалось для нее главным: интересы державы требуют!
Граф Федор Васильевич Ростопчин, человек весьма проницательный, пророчески заметил: «Как бы этот брак не принес несчастья великому князю. Он так молод. А жена его так прекрасна…» Внук Екатерины был слишком молод и слишком самоуверен, чтобы понять: ему в жены досталась богиня (это прекрасно поняли другие!). Если бы бабушка была способна критически относиться к поведению внука, она могла бы дать ему совет, как обращаться с женой. Уж она-то знала, что нужно женщине. Но Великая Екатерина была ослеплена любовью к Александру. Ей казалось, что он – идеальный муж, Елизавета – идеальная жена. Она так и ушла из жизни, уверенная, что ее обожаемый мальчик и так полюбившаяся ей девочка счастливы…
Со смертью бабушки началась вторая жизнь великого князя Александра. В первой жизни все было озарено любовью. Во второй – наполнено подозрениями. Эти подозрения Павла Петровича были, с одной стороны, безосновательны: сын никогда не претендовал на корону. С другой – основания для подозрений были самые серьезные: сын не одобрял политику отца, признавался, что ненавидит деспотизм во всех его проявлениях, что любит свободу и (о ужас!) с живым участием следил за французской революцией. К тому же великий князь явно что-то замышлял: эти тайные беседы с Адамом Чарторийским, Павлом Строгановым, Виктором Кочубеем, Николаем Новосильцевым крайне подозрительны. Никому из шпионов императора ни разу не удалось подслушать, о чем говорят молодые смутьяны. Это была тайная жизнь Александра – второе лицо двуликого Януса. А первое, которое должен был видеть отец, – послушный сын, с увлечением занимающийся строевой подготовкой, обожающий военные парады. И это второе лицо вовсе не было маской. Александр и правда любил как свободу, так и армейскую муштру. Это странное сочетание несочетаемого великий князь сохранит, став императором.
А. А. Аракчеев.
Княгиня Дашкова вспоминала: «Четыре года царствования Павла, который делал из своих сыновей только капралов, были потеряны для их образования и умственного развития…» Мало того, Павел оставил в наследство сыну своего рода мину замедленного действия: Алексея Андреевича Аракчеева. Этот человек во многом предопределит судьбу императора Александра I.
Александр Павлович стал императором в 24 года. Вопреки желанию. По воле судьбы и убиенного императора Павла, который, придумав закон о престолонаследии, не сумел сохранить вожделенную власть, а заодно и собственную жизнь.
Александру предстояло быть императором ровно столько, сколько и великим князем – 24 года. При его склонности к мистицизму это что-нибудь да значит.
У Александра Сергеевича Пушкина было много причин не любить императора Александра Павловича Романова, но, несмотря ни на что, подводя итог почти четвертьвекового царствования, великий поэт России сумел быть справедливым: «Он взял Париж, он основал Лицей».
Император Византии
Старший внук Екатерины Великой, будущий император Александр I, был хорош, как молодой античный бог, учился блестяще, умел ладить со всеми. А вот второй внук ни красотой, ни покладистым характером не блистал. Что касается ума, то сказать трудно: он то прикидывался лентяем и неучем, то изумлял глубиной знаний и нестандартностью суждений.
С детства был он человеком крайностей, казалось, несовместимых: взрывы неукротимой ярости сменялись проявлениями невиданной доброты и щедрости, жестокость – нежностью, смущение – дерзостью, и всё вместе – беззаветной отвагой. Но бабушка любила его едва ли меньше, чем образцового старшего внука, капризам потакала, наказывать запрещала. Не исключено, что будь она с мальчишкой построже, сумела бы искоренить скверные задатки и развить то доброе, благородное, что, несомненно, было в его характере.
Императрица была убеждена: имя очень многое предопределяет в судьбе человека. Вот и назвала первого внука Александром в память об Александре Невском и Александре Македонском, второго – Константином в честь византийских императоров: первого, Константина Великого, и последнего, Константина Палеолога, погибшего при защите своей столицы. Непоседливый, дерзкий мальчишка должен был стать орудием в осуществлении ее давней заветной мечты: освободить Константинополь от турецкого владычества, возродить великую православную империю – Византию. И она, и Потемкин, разделявший эту мечту, немало сделавший для ее осуществления (две победоносные русско-турецкие войны!), видели на византийском троне молодого императора Константина Павловича. Не успели…
Константин Павлович.
Мечта Екатерины Великой не покинет Романовых. И не только Романовых. Достоевский писал: «Константинополь рано ли, поздно ли, а должен быть наш!» Правнук Екатерины, Александр II, будет как никогда близок к осуществлению этой русской мечты…
В конце последней русско-турецкой войны (1877—1878) войска «белого генерала» Скобелева (его прозвали так потому, что никогда не расставался с любимым белым конем и белым мундиром) вошли в Сан-Стефано, городок всего в двенадцати километрах от Стамбула, столицы Турции. Оставался один марш-бросок – и великая столица древней Византии Константинополь наша. Многие в России ликовали: сам Господь помогает нам освободить колыбель православия!
